— Крис, а в гуманность ты тоже не веришь?

Вот и еще одна причина для разрыва…

Однако причины причинами, а наши отношения оставалисьпрежними. Будь Крис каким-нибудь неотесанным деревенским парнем с ДикогоЗапада, все стало бы намного проще. Но он оставался хорошим и плохим, любимым иненавистным, прекрасным и уродливым одновременно. В нем все перепуталось, но,даже если бы он был законченным негодяем, это не помешало бы мне любить его…

Месяц подходил к концу, а я так ничего и не решила. И Кристоже. Но ведь он приезжал с Запада совсем не за этим. Дай-то бог хотя бы мнеодной что-нибудь надумать.

И тут в нас проснулась нежность. Мы не знали, когда теперьсуждено увидеться, и я пыталась сделать все, чтобы оставить о себе долгуюпамять. Это время стало сумерками — нет, чудесной летней ночью, когданеизвестно откуда появляются мириады светлячков. Я любила Криса так же, как вКалифорнии, сразу забыв о существовании Мэрлин. Ну и пусть возвращается к ней,что же я могу поделать…

Гордон, казалось, чувствовал, что происходит, и последниепять-шесть дней, остававшихся до отъезда Криса, не назначал свиданий. Он избегалменя, и я была ему благодарна. Мне хотелось побыть наедине с Крисом. После тогокак выпал первый снег, я взяла на работе отгул, и мы вместе с Самантойотправились за город, играли в снежки, гуляли, целовались, смеялись и пелирождественские гимны.

Рождество в этом году приходилось на среду, и я надеялась,что Крис встретит его со мной, но он решил уехать. Работа его закончилась, иникаких причин оставаться у него не было. Разве что ради меня. Но это никогдане имело для Криса значения. Уж если он решил уехать, то сделает этонепременно.

Я ожидала, что он уедет в пятницу, и крепилась изо всех сил.Нужно было купить рождественские подарки, но, чтобы не тратить напраснодрагоценное время, я решила заняться покупками после его отъезда.

Проснувшись в пятницу, я увидела, что он уже одет. На лицеКриса было написано, что он хочет что-то сказать, и я приготовилась услышатьвесть об отъезде.

— Я решил, когда мне уезжать.

— Хорошо. Бей скорее, не трави душу.

— Ради Христа, Джилл, не смотри на меня так. Я начинаючувствовать себя последним ублюдком. Как будто стоит мне уехать, и всемунастанет конец.

— Извини. Это просто… Ты же знаешь, каково мне сейчас.

— Что я могу сделать? Я собирался сказать тебе,торопыжка, что хочу уехать после Рождества. В четверг, двадцать шестого. Тыдовольна? Надеюсь, я не расстроил твои планы?

— Какие планы? Кристофер Мэтьюз, я тебя обожаю! Ура!Аллилуйя! Тогда пошли за подарками.

О господи… Таскаться по нью-йоркским магазинам? И зачем ятолько остался! Ты соображаешь, что там сейчас творится? Тебе тоже незачемтолкаться в толпе.

— Не ворчи, это не займет много времени. Все равно надобудет показать Сэм Санта-Клауса.

— Зачем? Неужели нужно забивать детям голову этимдерьмом?

— Пойдем, Крис, будь умницей. Пожалуйста.

— О'кей, о'кей, но после этого настанет твой чередвыполнять мои желания.

— Договорились, Крис… А как же Мэрлин?

— Что Мэрлин?

— Ну, я подумала про Рождество и все остальное…

— Слушай, забыла, что она мне не жена? Это мое дело, ия не собираюсь говорить о нем с тобой. Хватит. Разговор окончен.

— Ладно. Свари мне кофе, пожалуйста. Я соберусь черезполчаса.

Я купила Крису в подарок часы фирмы «Патек-Филипп». С моейстороны это было чистейшим безумием, но я знала, как он любит дорогие вещи.Плоские, как на картине Сальвадора Дали, они имели прекрасный простой циферблати черный замшевый ремешок. Матери я купила халат, отцу влагомер. У него их былоуже двенадцать штук, но больше ничего мне в голову не приходило. Для Хилари иПег — всякие мелочи. Для Джулии — самую сексуальную ночную рубашку из всех,какие мне попались, и три скабрезных романа. А Гордону решила подаритьстаринное издание «Дон Кихота» — толстый том в кожаном переплете. Для Самантынесколько дней назад я заказала довольно эффектный кукольный дом, которыйпринесет ей Санта-Клаус. Я знала, что Крис этого не одобрит, но ведь дляребенка нет ничего слаще…

У меня не хватило воображения придумать для Джона Темплтоначто-нибудь более оригинальное, чем несколько бутылок шотландского виски, нозато Джин Эдварде и девочкам из журнала пару недель назад я купила в лавкестарьевщика несколько смешных шляп и заранее предвкушала, какой хохотподнимется в редакции.

Двадцать третьего мы с Гордоном навестили Джулию. Выгляделаона неважно: горящие щеки и блестящие глаза безошибочно свидетельствовали овысокой температуре. Мы принесли ей бутылку шампанского и подарки, но сценабыла такой грустной, что пришлось пару раз отвернуться, чтобы не выдать себя.

Потом я отдала Гордону его подарок, а он вручил мне свой:красивую кожаную шкатулку ручной работы.

— Это волшебный ларец для твоих сокровищ, Джиллиан… идля старых любовных писем.

Внутри лежала открытка со стихотворением, подписанная «Слюбовью. Г.». Я была тронута. Это был странный подарок — обычный и в то жевремя ужас :о необычный. Как и сам Гордон. Мне давно хотелось завести такуюшкатулку, куда можно класть эвкалиптовые орешки, сухие цветы, пуговицы отрубашек и массу подобных мелочей — самые простые вещи, которые ничего не значатдля других, но очень много значат для тебя, ибо с каждой из них всегда что-тосвязано. Гордон собирался встречать Рождество у сестры в Мэриленде, и этоздорово облегчало мне жизнь.

В сочельник мы с Крисом остались дома, жарили в каминекукурузные зерна, каждые десять минут гнали Саманту обратно в постель,целовались и украшали елку — он верх, а я низ. Забраться на лестницу мне былоуже не под силу.

— Ну что, маленькая толстушка, хочешь подарок? —наконец спросил он с блеском в глазах.

— Еще бы! А ты?

— Конечно.

Я вынесла коробку от Картье и вдруг заволновалась. А вдругему не понравится? По сравнению с маленькой коробочкой в обыкновеннойоберточной бумаге, которую он положил мне в руку, моя коробка выгляделачересчур шикарной.

— Чур, ты первый, — сказала я. Крис согласился иначал разворачивать бумагу, пытаясь отгадать, что лежит внутри. Он сидел,держал в руках коробку, но не торопился раскрыть ее. Я затаила дыхание. Надобыло купить ему какую-нибудь стереоаппаратуру, свитер или лыжные ботинки…

Наконец Крис открыл коробку. Широкая мальчишеская улыбкарасплылась на его лице. Он даже крякнул, и я сразу же почувствовала себяСанта-Клаусом. Ему понравилось! Ему понравилось! Гип-гип, ура! Он тут женацепил часы на руку, дышал на стекло, полировал, проверял ход и не мог на нихналюбоваться, а потом чуть не задушил меня от радости.