– Мне не в чем исповедоваться.

– А я думаю, что есть, и думаю, ты тоже понимаешь это.И знаешь что, Спенсер, – сказала она, спокойно глядя в окно и закуривая новуюсигарету, – я не хочу больше слышать об этом. Ты можешь потихоньку иметь свойcrise de conscience, как говорят французы, не нарушая течения жизни.

– Нашу жизнь разрушит женитьба. Поверь, я знаю, чтоговорю. – Но его серьезный тон не убедил Элизабет.

– Неверность сама по себе не является причиной дляразвода, не важно, что там говорит по этому поводу закон. Если в этом все дело,если ты вчера хорошо покутил с друзьями, не обременяй меня своими жалкимиисториями. Поступи трезво, как поступил бы другой нормальный, приличный,уважающий себя мужчина – соври мне, купи у ювелира какую-нибудь вещицу ипрекрати скулить.

– Ты говоришь серьезно?

– Не совсем, но в целом – да. Просто мы еще не женаты,ты немного задурил, и я смотрю на это сквозь пальцы. Но когда мы поженимся, ябуду значительно менее сговорчивой.

– Я приму это к сведению. – Да, она совсем необычнаядевушка, и он вдруг повел себя так, будто по-прежнему собирался жениться наней, а не на Кристел. – Бесспорно, у тебя широкие взгляды.

– Так, значит, я права, в этом все дело?

– Совсем не обязательно. – Он окончательно отказался отмысли рассказывать ей о Кристел. Ее это не касалось. Она думала, будто этоувлечение одной ночи, не хотела раздувать целую историю. Все это осложнялопредстоящий разговор. – Я считаю, что дело в разнице наших взглядов на то, чегомы хотим от жизни. С одной стороны, я хочу большего, чем ты, с другой стороны –наоборот.

– Нет, это не так.

Они ехали по шоссе, и она подвинулась ближе к нему.

– Не могу с тобой согласиться, я считаю, что это так.

– А я считаю, что ты сумасшедший. – Говоря это, онаположила руку ему на ногу. Он запетлял по дороге, с ужасом представляя, чтоможет произойти.

– Элизабет, прекрати!

– Почему? Раньше тебе это очень нравилось.

Она развлекалась, смеялась над ним. Она отказываласьпринимать его слова всерьез.

– Ты слышала что-нибудь из того, что я тебе говорил?

– Все. И, говоря откровенно, считаю это чистой водынелепицей. – Она снова поцеловала его, и он независимо от себя почувствовалвозбуждение.

Ему хотелось заняться с ней любовью. Но ему надо убедитьсебя, и убедить именно сейчас. Но в чем? В том, что все кончено? Почему онаотказывается верить ему? Что она знает такого, чего не знает он? Она ужасносвоенравна и упряма.

– Нет, это не нелепости, это мои убеждения.

– Сейчас – может быть, но завтра ты будешь смущен. Ястараюсь избавить тебя от этого смущения, не принимая твои слова всерьез. Кактебе моя прямота?

Он опять остановил машину у обочины, чтобы посмотреть нанее. Ему оставалось только посмеяться над собой. Он-то ждал, что она будетбесноваться, а она осталась совершенно равнодушной к его сообщениям и речам. Ееабсолютно ничего не трогало. Самое ужасное, что в глубине души ему этонравилось.

– Ты еще более сумасшедшая, чем я.

– Спасибо. – Говоря это, она наклонилась и крепко егопоцеловала, водя языком по его губам, медленно расстегивая молнию на брюках. Онпопытался было оттолкнуть ее, но кто-то второй в нем не хотел этого.

– Элизабет, не надо.

Но она целовала, лаская и возбуждая, и ему невозможно былоустоять даже при таких затруднительных обстоятельствах. Он сам не мог поверитьв происходящее, но через минуту они уже лежали на сиденье, поспешно снимаяостатки одежды. Ее юбка задралась к груди, а его белье – спущено на ногу.Запотевшие окна машины были достаточным доказательством их страсти. Всепроисходило быстро, Спенсер совсем потерял контроль над собой, зато потом,когда пришел в себя, почувствовал себя совсем подавленным. А Элизабет пришла внаилучшее расположение духа.

– Ужасно нелепо все получилось. – Он вел себя еще болеененормально, чем раньше, упрекая за то, что произошло. Наверное, у него простосдали нервы.

– А я думаю, что это было очень даже неплохо. Не будьтаким напыщенным ничтожеством.

Она продолжала подтрунивать над ним до самого Поукипси, акогда приехали в Вассар, нежно поцеловала его в губы, несмотря на все егопротесты, пообещав, что они серьезно поговорят, когда она приедет в Нью-Йорк наследующие выходные. А он, вместо того чтобы чувствовать облегчение, вину,печаль или сожаление, всю дорогу в Нью-Йорк ругал себя последними словами.

Только ночью, лежа без сна и думая о Кристел, он в полноймере осознал сложность возникшей у него с Элизабет проблемы. Приняв егопредложение, она теперь не хотела слышать «нет». А он рвался в Калифорнию, кдругой женщине. Все это могло походить на комическую оперу, если бы не было таксерьезно. Он даже испытывал искушение позвонить отцу и посоветоваться с ним, нобыл убежден, что отец посчитает его ненормальным. При сложившихсяобстоятельствах он и сам не был убежден в этом.

На следующее утро он хотел позвонить Кристел к миссис Кастанья,но ему нечего было ей сказать. Она ведь даже не знает, что он помолвлен. Тогдаон решил, что не должен ей звонить, пока не утрясет все с Элизабет. Онненавидел себя за то, что занимался с ней любовью в машине по пути в Поукипси.Для полной картины сейчас только не хватало, чтобы Элизабет забеременела. Но попрежнему опыту он знал, что она не допускает близость в опасные дни. Даже безэтого осложнения он стоял перед дилеммой.

Всю следующую неделю он не мог ни есть, ни пить, ни спать,не мог сосредоточиться на работе. Он думал о Кристел и о своей неудачной,распадающейся помолвке. Он порой задумывался: а что, если Элизабет права и нетбраков, совершаемых на небесах? В конце концов, они прекрасно проводили время ив постели и вне ее, она умна, они хорошо ладили... но Кристел – это что-тосовсем другое... он думает, что она... он не мог не признать, что он едва знаетее. К концу недели он с трудом мог соображать. Он столько раз пытался всевзвесить, разложить по полочкам, что дальнейшие попытки не имели смысла. Онзнал, что годами его преследовал романтический образ Кристел, резкоотличавшийся от реальной женщины, с которой он был помолвлен.

Всю неделю он выглядел задумчивым, и один из его приятелей вконторе даже прокомментировал шутливым тоном:

– У тебя, должно быть, был бурный уик-энд, Хилл.Спенсер улыбнулся в ответ. На следующий день, когда они играли в сквош, он былочень рассеян и проиграл обе партии. Он сидел мрачный, когда они закончилипить, зная, что ему необходимо поговорить с кем-нибудь. Джордж Монтгомеринедавно пришел в их фирму. Он был одних лет со Спенсером, его ожидало блестящеебудущее, поскольку он был племянником старшего компаньона, Брюстера Винсента.Спенсер в отчаянии поднял глаза на своего неизбежного собеседника, и тот сразупонял, что у Спенсера серьезные проблемы.