– Да?

– Кристел? – Это был его голос, и Кристел закрылаглаза, услышав его.

Он вновь печально и обеспокоенно повторил ее имя.

– Да?

– Это Спенсер.

– Поздравляю вас. – Сердце Кристел остановилось, когдаона произнесла эти слова.

Он мгновенно все понял. Барклаи должны были поместитьобъявления в местной прессе. Он хотел сам ей сказать, но теперь слишком поздно.Она уже знает.

– Я поехал в Нью-Йорк, чтобы разорвать помолвку. Яклянусь. Вчера, как только я вернулся, я сказал ей.

– Думаю, вы оба решили, что это ни к чему.

– Нет... не совсем... я... черт, не знаю, как этообъяснить.

– Не надо мне ничего объяснять. – Как ни была онаразгневана на него, но сейчас, слушая его, она чувствовала огромную печаль. Онапотеряла стольких людей, которых любила, просто он еще один. Он ушел. Ушел изее жизни отныне и навсегда. Как и другие. Но на этот раз все могло бытьпо-другому. – Ты не должен мне ничего объяснять. Ты мне ничего не должен,Спенсер.

– Не о том речь, Кристел... я люблю тебя... – Этопрозвучало ужасно после того, что Кристел прочла в газете. – Я не хочу всеусложнять, только хочу, чтобы ты знала. Мы жили так далеко друг от друга, у насне было возможности узнать друг друга. – Как жалко прозвучали эти объяснения,ведь инстинктивно он знал, что они бы хорошо жили, что они подходят друг другу.Но он выбрал холодную реальность вместо нежных иллюзий. – Все оказалось таксложно, когда я вернулся.

В последние дни ее образ немного потускнел, но сейчас, услышавее голос, ему до боли захотелось вновь оказаться рядом с ней, прижать ее ксебе. А она молча плакала, слушая его на другом конце провода. Она хотела быненавидеть его, но не могла.

– Она, должно быть, необыкновенная женщина!

Он мгновение колебался, не сказать ли ей правду, насколькоона обыкновенна, но это невозможно. Он не мог допустить этого.

– Это совсем не то, что чувствую я и ты, нетволшебства.

– Тогда зачем ты это делаешь? – Она ничего не понимала,все это было так запутанно.

– Честно говоря, я и сам не знаю. Наверное, иначе былобы слишком сложно...

– Разве это причина для того, чтобы жениться? Он и самзнал, что нет, поэтому ему нечего было сказать в ответ.

– Да, я знаю, знаю, что это звучит ненормально, но янапишу тебе... просто чтобы знать, как ты... или... если можно, я позвоню тебе.

Он не мог даже думать о том, что снова потеряет ее из виду.Нет, нет, ему необходимо знать, что с ней все в порядке, и, если понадобится,быть там, с ней, но она не хотела.

Слезы медленно стекали по щекам, когда она произнесла:

– Нет... ты ведь женишься. У нас никогда ничего небыло. Только мечта. Я больше не хочу о тебе слышать. Это будет напоминать мне отом, чего я не имела.

Она говорила правду, и его особенно подавляло ее нежеланиеиметь с ним что-нибудь общее.

– Ты позвонишь мне, если что-нибудь будет нужно?

– Например? – Она улыбнулась сквозь слезы. – Как насчетконтракта в Голливуде? У тебя не найдется одного?

– Конечно, – улыбнулся он, тоже сквозь слезы, – длятебя – все, что угодно.

Все, кроме того, чего оба желали больше собственной жизни.Он заставил себя сделать это, когда решил, что Элизабет – это правильный выбор.Сейчас, разговаривая с Кристел, он уже не был в этом уверен. Может, она права,не позволяя ему больше звонить. Ему хотелось прямо сейчас сесть в самолет илететь к ней, но он не мог сделать ни того, ни другого, он должен попытатьсяналадить жизнь с Элизабет. Он многим ей обязан, а для Кристел он ничего несделает.

– Я уверен, что увижу однажды твое имя на афишах... иликуплю твою пластинку. – Он действительно так думал.

– Может быть... когда-нибудь.

Но сейчас она думала не об этом. Она думала только о нем,как ей будет не хватать его.

– Я так рада, что вновь увидела тебя... несмотря ни начто... это стоило... – Только несколько дней мечты, но главное – она увиделаего. И обнимала его. И он сказал, что любит ее.

– Не знаю, как ты можешь сейчас так говорить. Ячувствую себя последним негодяем. Ведь это я должен был тебе все сказать, а тыузнала о моей помолвке через газеты.

Кристел только пожала плечами. Может, это не имело значения.Он никогда не был частью ее жизни. Он от начала и до конца оставался мечтой...приятной мечтой. Она хотела быть сильнее, но опять начала плакать, ей причинялаболь мысль о том, что ей нужно прощаться с ним, прощаться навсегда.

– Надеюсь, ты будешь счастлив.

– Я тоже, – произнес он неуверенно. – Обещай, чтопозвонишь мне, если я понадоблюсь. Я говорю серьезно, Кристел.

Он знал, что у нее никого нет, кроме Вебстеров, да и темного ли могут сделать для нее.

– У меня все будет нормально. – Она попыталасьулыбнуться, борясь со слезами. – Я стойкая, ты же знаешь.

– Да, знаю... и желаю, чтобы тебе не приходилось бытьтакой стойкой. Ты заслуживаешь, чтобы кто-нибудь сильный заботился о тебе.

Он хотел добавить, что он желал бы быть этим «кем-то», ноэто было слишком жестоко и бессмысленно для них обоих. И он, сознавая, что емубольше нечего сказать, произнес:

– До свидания, Кристел... я люблю тебя. – В глазах егостояли слезы, и он с трудом расслышал, как она прошептала в ответ:

– Я тоже люблю тебя, Спенсер...

Телефон умер в его руке, она исчезла. Навсегда. Он написалей письмо, в котором объяснил, как он сожалеет и как много она для него значит.Ему трудно было писать, трудно находить нужные слова, а оно вернулосьнераспечатанным, без ответа. Может быть, она переехала, но он не был уверен вэтом. Она оказалась достаточно мудрой, чтобы не начинать то, что ни один из нихне сможет закончить. Она знала, что все должна оставить в прошлом. Этонепросто. Для нее это было самым сложным из того, что когда-нибудь приходилосьделать, не считая отъезда с ранчо, но она старалась перебороть себя и забыть оСпенсере. Ей даже не хотелось петь те песни, которые она пела в день, когдавновь увидела его. Все напоминало ей о нем – каждое утро, каждый день, каждаяночь, каждая песня, каждый закат. Каждое мгновение проходило в мыслях о нем.Раньше у нее были только мечты, а сейчас то, что она знала точно: цвет егоглаз, запах его волос, вкус его губ, прикосновение его рук, звук его голоса,шепчущий слова любви, – делало ее боль неизмеримо сильнее. Все это надо забыть.У нее впереди целая жизнь. Нет любимого, но есть дар Божий, о котором частонапоминает миссис Кастанья, есть Перл, которая напоминает, что Голливуд все ещеждет ее. Но сейчас, когда она потеряла Спенсера, все это уже не казалось такимважным.