– А, идите на третий этаж к РозеИбрагимовне.

Я послушно пошла по лестнице вверх.

– Вы ко мне? – спросила женщина спростым, открытым лицом. – Проходите, слушаю вас внимательно. В чемпроблема?

Я вздохнула. Редко встретишь такого внимательногочеловека на государственной службе.

– Я разыскиваю Анну Ивановну Коломийцеву,она работала директором школы, не подскажете случайно ее адрес?

– Простите, – вежливо осведомиласьРоза Ибрагимовна, – зачем вам эти сведения?

– У нее когда-то учился Вячеслав Славин.Мальчик получил золотую медаль, поступил в МГУ, сделал блестящую научнуюкарьеру. Но, к сожалению, Вячеслав Сергеевич недавно скончался, он завещал АннеИвановне довольно большую сумму, но не указал ее точный адрес. Только сообщил –Анна Ивановна Коломийцева, директор школы в Ветлуге.

Роза Ибрагимовна внимательно посмотрела наменя:

– Вы ничего не путаете?

– Нет, а почему вы спрашиваете?

Роза Ибрагимовна с лязгом открыла допотопныйсейф и вытащила ящик, забитый карточками.

– Понимаете, в Ветлуге двенадцать школ,но директора по фамилии Коломийцева не было здесь никогда.

– Не может быть!

– У нас люди работают на одном местедесятилетиями, – пояснила Роза Ибрагимовна, – текучки практическинет, мы всех ветеранов знаем и поддерживаем, ну деньги выписываем, продуктывыдаем. Поверьте, Коломийцевой никогда не было.

– Вдруг он перепутал, – растеряннобормотала я, – может, Анна Ивановна работала завучем или простоучительницей.

– Я сейчас посмотрю по картотеке, –отозвалась чиновница.

Минут десять она перебирала карточки, потомразочарованно покачала головой:

– Нет никакой Коломийцевой даже средиуборщиц. И знаете, что еще странно?

Не ожидая ничего хорошего, я пробормотала:

– Что?

– В Ветлуге не так уж много детей,имеющих золотые медали, – вздохнула Роза Ибрагимовна, – правилаполучения этой награды строги и не учитывают специфики сельского образа жизни.

– Ветлуга – довольно большой город.

– Но люди у нас ближе к земле, –улыбнулась Роза Ибрагимовна, – кормятся от огородов, и, как толькопосевная начинается, классы пустеют. Ну да не будем спорить о всякой ерунде. Кчему я речь веду. Всех медалистов мы заносим в Почетную книгу. Вот, смотрите!

Роза Ибрагимовна встала, взяла с полки толстыйальбом, сдула с него пыль и протянула мне.

Я стала перелистывать тяжелые темно-серыестраницы. Летопись начиналась в 1951 году. Тогда золотую медаль вручилиЮшенковой Людмиле. Следом шесть лет никто престижной награды не получал. Затем,в 1957 году сразу трое – Матюшина, Костренко и Любавина… Дальше можно было несмотреть.

Вячеслав Сергеевич родился в 1940 году,Ребекка сказала, что он перескочил через класс и получил аттестат в 16 лет. Нов 1956 году никто из ветлужан особо отмечен не был.

Я в растерянности смотрела на РозуИбрагимовну. Та развела руками:

– Простите!

Назад я ехала в полном недоумении и, не заходядомой, кинулась к Ребекке:

– Вячеслав Сергеевич учился в Ветлуге?

– Да.

– И медаль там дали?

– Конечно.

– Директрису, бабушку той несчастнойдевочки Тони, звали Анна Ивановна Коломийцева, ты ничего не перепутала?

– Нет, – ответила Ребекка, – яотлично помню, а почему тебя это вдруг заинтересовало?

– Вы когда-нибудь были на родине отца?

Бекки покачала головой:

– Он очень не любил вспоминать голодноедетство, а потом, деревенька, где папа вырос, давно уничтожена. На этом местесделали водохранилище, родных у него не осталось…

Я рухнула в кресло и затрясла головой.

– Да в чем дело? – недоумевалаБекки.

– Скажи, вы завещание читали?

– Чье?

– Да Славина же.

– Конечно, нет пока, – удивиласьРебекка, – только, думаю, там ничего особенного… Папа небось обеспечилвсех: Нору, Тамару, Свету и нас.

– Аня ничего не получает?

Ребекка помолчала:

– Наверное, нет, в завещании скорей всегоуказаны только дети и законные жены, вернее, только Нора и Тамара. Оля и Женяне будут упомянуты, ну да и понятно. Обеих давным-давно нет в России. Аню отецобеспечил иным образом.

– Каким?

– Он помог ей написать и защититьдокторскую диссертацию и устроил преподавать пятилетний курс «Экономика России»в один из университетов Калифорнии.

Бекки глянула на будильник:

– Примерно через три часа наша Анютасовершит посадку в США.

– Как? – изумилась я.

– Просто, – объяснилаРебекка, – улетела сегодня рано утром, обещала не забывать, звонить иписать. Нюта девушка бойкая, по-английски лопочет свободно, языкового барьераникакого. Кстати, и преподаватель она неплохой. Говорят, студенты ее любят.Надеюсь, найдет за океаном счастье.

– Сколько же ей лет?

Бекки хмыкнула:

– О, это тайна, покрытая мраком. Никтоправды не знает, по-моему, и папа не в курсе был, я ее знаю десять лет, и онасначала, в начале 90-х, говорила, что ей тридцать, году этак в 95-м, мыдостаточно шумно отмечали ее тридцатипятилетие. Представь теперь мое удивление,когда в 96-м на торте оказались две гигантские цифры из крема – 34. А в 96-мстало еще меньше, всего 33. Очевидно, возраст Христа показался Нюте самымпривлекательным, потому что теперь она всем говорит, будто ей тридцать тригода. До смешного дошло. Во время защиты диссертации зачитывается вслух анкетасоискателя, ну там родился, женился, учился… Обычно члены ученого совета игости просто мирно спят, впрочем, кое-кто не просыпается и на самой защите. Таквот, когда представляли Анькину работу, то про дату рождения ни слова несказали. Прямо цирк! Но, честно говоря, я думаю, ей за сорок, даже сорок пять.

– А кому, интересно, достанетсядом, – пробормотала я.