двести пятьдесят килограмм или шесть стокилограммовых. Эти отметали второй вариант. Бомбы, как казалось, летели прямо на нас.

— В укрытие! — скомандовал я на русском, а потом и на испанском языке, потому что связист пялился на самолеты с детским восторгом.

При взрыве каждой бомбы земля под нами ходила ходуном, будто падали где-то совсем рядом, и с потолка обильно сыпалась сухая земля вместе с облаками коричневатой пыли. Как выяснилось позже, ближняя упала метрах в ста от нас. К концу бомбежки мы были в пыли, будто специально валялись в ней. В придачу набилась в нос, образовав там толстый слой, раздражающий, мешавший дышать, и рот, скрипя на зубах. Выбравшись из землянки, я долго сплевывал и сморкался в носовой платочек, который стал неприлично грязным.

Налет не прошел для бомбардировщиков даром. На них навалилась четверка советских «И-15». Замыкающую тройку отделали основательно прямо над нами. Было видно, как отваливались большие куски металлической обшивки крыльев. Немецкие самолеты оказались добротными, ни один не загорелся и не упал.

— Деревня, надо по кабине пилотов бить или по бензобакам! — крикнул я истребителям, точно они могли услышать.

— Наши лётчики лучше знают, — возразил Педро.

Я не удержался и выдал:

— Сынок, у меня на счету шесть сбитых самолетов. Уверен, что у них на четверых столько не наберется.

Это я умолчал о том, сколько сбил в других эпохах, включая более крепкие и надежные «Ю-87».

62

Рождественскую ночь я провел с Татьяной Риарио де Маркес в ее квартире. Служанка была отпущена на праздники домой, в деревню в горах. Я заказал в ресторане неподалеку еду, купил хорошее вино. Сидели при свечах. Во время авианалёта одна бомба упала рядом с электроподстанцией, выведя ее из строя. В итоге с наступлением темноты не работали ни магазины, ни увеселительные заведения.

— Хочу, чтобы в этом году закончилась война! — загадала желание девушка.

— Нет, еще два с лишним года будет продолжаться, — возразил я, не подумав, а потом сочинил оправдание своей осведомленности: — Мне ясновидящая предсказала это.

— А еще что? — спросила Татьяна, которую прямо таки распирало от любопытства.

— Что познакомлюсь в Мадриде с самой красивой девушкой! — отбился я комплиментом.

— Прямо так и сказала⁈ — не поверила она,улыбаясь счастливо.

— Не совсем, но мы все равно познакомились, — ответил я.

— Ты врунишка! — сделала она вывод.

— Птицы летают с подобными себе, — повторил я испанскую поговорку.

— Разве я тебя хоть раз обманула⁈ — как бы шутливо возмутилась она.

— Ты сама себя обманываешь, а это еще хуже, — сказал я.

Она потупила глаза и замолчала надолго, а потом отпила вина, золотисто-красного в свете свечи, и, стараясь не встретиться со мной взглядом, призналась:

— Иногда мне кажется, что вижу тебя насквозь, словно ты голый передо мной одетой, а иногда вдруг понимаю, что это ты одетый, а я голая.

— Не бойся, я не причиню тебе вреда, — успокоил ее.

А мог бы. Вчера вечером в центре Мадрида двое неизвестных кинули по гранате в легковую машину «испана-суиза» вишневого цвета и сразу скрылись. Водитель погиб. Генерала Лукача в ней не было.

— А какое желание ты загадал? — поменяла она тему разговора.

— Мое желание исполнится этой ночью, загадывать его незачем, а других пока нет, — отшутился я.

Татьяна Риарио де Маркес опять расплылась от счастья и произнесла кокетливо:

— Так уж и нет других⁈

— Ты не поверишь, но так оно и есть. Разве что скучно мне стало командовать артиллерийской батареей. Увидел, как нас бомбили «Юнкерсы», и самому захотелось перевестись в авиацию, — признался я.

— Ты ещё и лётчик⁈ — удивилась она.

— Так получилось, — произнёс я шутливо и добавил серьёзно: — У меня даже свой самолёт есть.

— Я так и думала, что ты не профессор, что ты скучающий богач, — сообщила она. — Что тебе плевать, кто победит в нашей войне.

— Не совсем. Если бы на стороне Франко не воевали немецкие и итальянские фашисты, я бы желал победы ему, но они с ним, поэтому я против него. Вам не повезло, что Испания стала полем боя двух сил зла, — объяснил я.

В начале девяностых я случайно познакомился с литературным переводчиком-испанцем, которого ребенком-сиротой во время Гражданской войны вывезли в СССР, а их отправляют сейчас сотнями, и воспитали в детском доме по законам марксизма-ленинизма. Как только коммуняк свергли, почти все эти дети, ставшие к тому времени советскими пенсионерами, получили без проблем испанское гражданство. Оказавшись на исторической родине, они сделали удивительное открытие. В СССР их убеждали, приписывая, как обычно, собственные недостатки другим, что каудильо Франко — диктатор и самодур, а оказалось, что подавляющая часть испанцев жалеет, что он умер так рано. При нем жили намного лучше, чем соседние страны. Он стер гримасы, как капитализма, так социализма, свел до минимума преступность, создав именно ту страну, в которой расслабленные испанцы чувствовали себя комфортно. К тому же, умудрился не вляпаться во Вторую мировую войну, не прогнулся под Гитлера, отделавшись отправкой одной дивизии на Восточный фронт — ответ СССР за участие в Гражданской войне, и даже заработал на помощи обеим сторонам, а после окончания ее сумел привлечь инвестиции, создав «испанское экономическое чудо» — взрывной рост промышленности.

— Ты опять меня запутал! Только решу, кто хороший, кто плохой, как ты всё перемешаешь! — пожаловалась она.

— Вот и не решай, не будь полезной идиоткой. Думай только о своих интересах. Тебе надо пережить войну и встроиться в новую реальность, в которой много лет правителем будет Франсиско Франко, — посоветовал я.

— Это не сложно. Моя мама знакома с ним. Она сейчас в Саламанке со вторым мужем. У него там текстильная фабрика, — поведала Татьяна Риарио де Маркес.

— Предложил бы тебе уехать к ней, но с кем тогда останусь⁈ — произнёс я.

— Не хочу в Саламанку! Там скучно! — тоном избалованной девочки произнесла она. — Говорят, что в следующем учебном году возобновятся занятия в университете в старых корпусах, и я продолжу учёбу на факультете гуманитарных наук, и стану первой в нашем роду женщиной с высшим образованием.

Новые учебные корпуса, построенные перед самой войной на северо-западной окраине Мадрида рядом с парком «Каса-де-Кампо», летом и осенью были местом ожесточенных боёв.

63

Двадцать девятого декабря