— Лайза, с тобой так было: вот ты встречаешь человека и ужечерез несколько минут понимаешь, что он — самый особенный для тебя во всемсвете?

— Обычно я испытываю нечто подобное ко всем при первомсвидании… Успокойся, шучу!

Она громко засмеялась, уворачиваясь от брошенной Мередитподушки.

— Мэтт необыкновенный, настоящий бриллиант… то естьневероятно силен, и иногда слишком властен, но глубоко в его душе скрываетсячто-то еще, тонкое и нежное и…

— Кстати, у тебя нет снимка этого ангела совершенства? —перебила Лайза, завороженная выражением лица Мередит и ее такими непривычнымисловами.

Мередит немедленно вытащила фотографию.

— Я нашла ее в семейном альбоме, который показала егосестра, и Джули разрешила мне взять фото на память. Мэтт снимался год назад, ихотя это всего лишь моментальный снимок, и не лучшего качества, но напоминаетмне о лице и о характере Мэтта.

Она вручила Лайзе фото: Мэтт, стоя на солнце и улыбаясьДжули, снимавшей его, чуть щурился; руки засунуты в карманы джинсов, ногинемного расставлены.

— О Господи! — прошептала Лайза, широко раскрыв глаза. — Воти говори после этого о животном магнетизме! О мужском обаянии… сексапильности…

Мередит, смеясь, выхватила снимок:

— Эй, ты пускаешь слюнки над моим мужем, не забудь!

— Да, но тебе всегда нравились аккуратно подстриженные,чистенькие, светловолосые стопроцентные американцы!

— Говоря по правде, Мэтт показался мне сначала не таким ужпривлекательным, однако с тех пор мои вкусы значительно изменились.

Лайза сосредоточенно нахмурилась:

— Мер, ты влюблена в него?

— Мне нравится жить с ним.

— Разве это не одно и то же? Мередит беспомощно улыбнулась:

— Да, но это звучит более правдоподобно. Удовлетвореннокивнув, Лайза вскочила:

— Пойдем куда-нибудь, отпразднуем. Ужин за твой счет!

— Согласна, — рассмеялась Мередит, подходя к встроенномушкафу, чтобы переодеться.

Почта в Венесуэле работала куда хуже, чем предполагал Мэтт.Следующие два месяца Мередит писала мужу три-четыре раза в неделю, но самаполучила только пять писем — факт, который с мрачным удовлетворением непреминул заметить отец. Мередит неизменно напоминала ему, что полученные письмабыли очень длинными — по десять — двенадцать страниц. Кроме того, Мэтт тяжелотрудился по двенадцать часов в смену и просто физически не мог писать чаще.Однако Мередит не упомянула о том, что в последних двух письмах было гораздоменьше личного, чем в предыдущих. Раньше он жаловался на тоску и разлуку истроил планы на будущее, теперь же больше распространялся о работе на буровой иописывал венесуэльские пейзажи. Но о чем бы ни упоминал Мэтт, персонажи исценки оживали и словно сходили со страниц. Мередит не уставала повторять себе,что письма Мэтта стали суше не потому, что он к ней остыл, а просто хочетвозбудить ее интерес к неведомой стране, куда ей скоро предстоит отправиться.

Пытаясь найти себе занятие, Мередит читала книги для будущихмам, покупала детские вещи, мечтала и грезила. Ребенок, поначалу не казавшийсячем-то реальным, сейчас напоминал о себе кратковременными приступами тошноты иусталости, а иногда и жесточайшей головной боли, заставлявшей Мередит часамилежать в затемненной комнате. Но она все переносила мужественно и не жалуясь, сабсолютной убежденностью в том, что страдания когда-нибудь кончатся.

По мере того как шли дни, она все чаще разговаривала смалышом, словно с живым существом, как будто он мог слышать мать, особенно еслиположить руку на все еще плоский живот.

— Надеюсь, ты неплохо проводишь время, — пошутила онакак-то, лежа на постели и чувствуя, как головная боль понемногу стихает.

— Потому что, юная леди, из-за вас мне плохо, как последнейсобаке.

В интересах равенства и справедливости она чередовалаобращения «молодой человек»с «юной леди», поскольку ей было совершенно всеравно, кто родится.

К концу октября четырехмесячная беременность началасказываться, и Мередит немного пополнела. Постоянные замечания отца насчеттого, что Мэтту не терпится отделаться от нее, звучали все более правдиво.

— Чертовски удачно, что ты не сказала о своем замужественикому, кроме Лайзы, — объявил он за несколько дней до Хэллоуина. — У тебяпо-прежнему есть выбор, Мередит, не забудь этого, — добавил он с необычноймягкостью. — Когда беременность нельзя будет скрыть, мы скажем всем, что тыуехала в колледж на зимний семестр.

— Немедленно прекрати это, черт возьми! — взорвалась Мередити, повернувшись, направилась к себе.

Она решила отомстить Мэтту за редкие письма и поменьшеписать самой. Кроме того, она начинала чувствовать себя влюбленной идиоткой:подумать только, изливает тоску в пространных посланиях, терзается, мучится, аему лень даже открытку бросить в ящик!

Позже приехала Лайза, и, сразу же почувствовав, как натянутынервы Мередит, поняла, в чем дело.

— Опять нет письма? И твой папаша снова завел любимуюпесенку?

— Верно, — кивнула Мередит. — Прошло уже две недели с техпор, как прибыло письмо номер пять.

— Пойдем куда-нибудь! — объявила Лайза. — Нарядимся — исразу почувствуешь себя лучше! А потом придумаем что-нибудь поинтереснее!

— Как насчет того, чтобы поужинать в «Гленмуре»? —предложила Мередит, приступая к выполнению плана, который обдумывала вот уженесколько недель. — И может, — мрачно призналась она, — там будет Джон Соммерс.Он туда ездит каждый вечер. Расспросишь его о бурении. А вдруг он что-нибудьскажет о Мэтте?

— Что ж, хорошо, — согласилась Лайза, но Мередит понимала,что Мэтт в ее мнении падает все ниже по мере того, как проходили дни, а письмавсе не было.

Джонатан с приятелями пили в салоне. Появление Мередит иЛайзы привлекло всеобщее внимание, и девушкам не составило труда получитьприглашение к ужину. Почти целый час Мередит сидела лишь в нескольких футах оттого места, где когда-то стояла с Мэттом у стойки бара, но на этот разнаблюдала блестящую игру Лайзы, достойную «Оскара»и одурачившую Джонатананастолько, что тот поверил, будто она перешла на другой факультет и теперьсобирается заняться геологией и специализироваться в нефтеразведке. Но, ксожалению, в этот вечер Мередит узнала о бурении гораздо больше, чем ейхотелось бы, и почти ничего о Мэтте.

Две недели спустя врач уже не улыбался и уверенностьсменилась озабоченностью. Снова началось кровотечение, на этот раз куда болееобильное. Мередит ушла от доктора со строгим напутствием двигаться как можноменьше. Как хотела она, чтобы Мэтт был рядом!