— Пытался уговорить меня убраться из твоей жизни.

И поскольку мужчины вели себя друг с другом неизменновежливо, Мередит предположила, что они заключили перемирие, и весело спросила:

— И как, ему это удалось?

Мэтт отрицательно покачал головой, и Мередит поверила ему,но сегодня ночью он любил ее с мрачной решимостью, что было совершенно на негоне похоже. Он словно хотел выжечь на ней клеймо своим телом или… или прощался…

Она украдкой посмотрела на мужа: тот лежал с широкораскрытыми глазами, сцепив челюсти, глубоко задумавшись, но она не могласказать, сердит ли Мэтт, грустит или просто озабочен. Они знали друг другавсего шесть дней, и сейчас Мередит поняла, как поспешен их брак — ведь она досих пор не может определить настроения мужа.

— О чем ты думаешь? — резко спросил он. Удивленная еговнезапным желанием поговорить, она честно ответила:

— О том, что мы знаем друг друга всего шесть дней.Издевательская улыбка скривила красиво очерченные губы, словно он ожидалподобного ответа.

— Превосходная причина отказаться от идеи жить вместе, нетак ли?

Неловкое чувство мгновенно перешло в безумную панику, и снеожиданной ясностью Мередит поняла причину столь сильного чувства: онавлюблена в Мэтта! Безнадежно влюблена и болезненно уязвима из-за этого.

Надеясь, что выглядит достаточно беззаботно, онаперевернулась на живот и приподнялась на руках, не совсем понимая, констатируетли он факт или пытается угадать ее мысли. Первым порывом было предположить, чтоон попросту слишком резко выразил собственное мнение, и попытаться спасти своюгордость, согласившись с ним, или отнестись к происходящему с притворнымбезразличием. Но в таком случае она никогда не узнает наверняка, что творится сМэттом, и эта неопределенность сводила ее с ума. Кроме того, взрослые люди неделают поспешных выводов, особенно в таком положении, когда на карту поставленослишком много.

Мередит решила последовать второму порыву и обнаружить, чтоимел в виду Мэтт. Старательно избегая его взгляда, она нарисовала пальцемкружок на подушке и, собравшись с мужеством, пробормотала:

— Ты спрашиваешь о моем мнении или высказываешь свое?

— Я спрашивал, именно об этом ты думаешь? Мередит, ослабевот облегчения, улыбнулась и, покачав головой, объяснила:

— Нет, я думала, что сегодня мне очень трудно понять тебя,потому что мы так недолго знаем друг друга.

И когда Мэтт ничего не ответил, присмотрелась к нему изаметила, что он по-прежнему мрачен и угрюм.

— Теперь твоя очередь, — объявила она с нервной решительнойулыбкой. — О чем думал ты?

Его молчание и без того лишало Мередит присутствия духа, ноот его слов она похолодела.

— Я думал, что причина, по которой мы поженились, — твоежелание узаконить ребенка и твой страх признаться отцу в беременности. Ребенокродится в законном браке. Твой отец уже все знает. Вместо того чтобы пытатьсясклеить наш брак, не проще ли принять другое решение, то, о котором мы раньшене подумали? Я могу забрать малыша и вырастить его.

Стремление Мередит вести себя спокойно, как подобаетвзрослой замужней женщине, мгновенно улетучилось, и она немедленно сделала своивыводы:

— Это избавит тебя от бремени нелюбимой и нежеланной жены,не так ли?

— Я предложил взять ребенка по другой причине.

— Неужели? — презрительно бросила она.

— Клянусь.

Он коснулся ее руки, нежно скользнув ладонью по обнаженнойкоже. И тут Мередит взорвалась.

— Попробуй только притронуться ко мне! — прошипела она,отдергивая руку. — Конечно, я молода, но все-таки имею право, чтобы меня любилии не желаю, чтобы меня использовали всю ночь, словно… словно безмозглую куклу!Если хочешь покончить с этим браком, так и скажи!

Он был почти так же выведен из себя, как и она:

— Черт возьми, не пытаюсь я ни от кого избавиться! Менямучит совесть, Мередит, как ты не понимаешь?! Совесть — не трусость! Тызабеременела и в панике прибежала ко мне, а я, в довершение ко всему, уговорилтебя выйти замуж. Как изысканно выразился твой отец, — добавил он с горькимсамоуничижением, — я украл твою юность. Похитил твои мечты и заменил их своими.

Вне себя от радости оттого, что Мэтта мучит раскаяние, а несожаление, Мередит облегченно перевела дыхание и хотела сказать что-то, но онбыл полон решимости доказать, что поистине виноват во всем и что ее молодостьдействительно погублена.

— Ты сказала, что не хочешь жить на ферме, пока меня небудет, — продолжал он. — Неужели не понимаешь, что ферма куда лучше того места,куда ты собираешься? Или в каком-то детском заблуждении предполагаешь, чтобудешь жить в Венесуэле и после возвращения оттуда, как жила до сих пор? Потомучто в этом случае тебя ждет неприятное потрясение. Даже если все пойдет так,как я предполагаю, пройдет много лет, прежде чем я смогу дать тебе все, к чемуты привыкла. Черт возьми, да я, возможно, никогда не смогу позволить себекупить подобный дом…

— Подобный дом?! — перебила Мередит, уставясь на мужа вшутливом ужасе, но тут же уткнулась лицом в подушку и залилась смехом.

— Не вижу ничего забавного! — с сердитым недоумениемвоскликнул Мэтт.

— Зато я вижу! — выпалила Мередит, продолжая хохотать. —Э-это ужасный дом! Холодный и неуютный, и я никогда его не любила.

Когда Мэтт не ответил, Мередит, немного придя в себя,приподнялась, откинула волосы и лукаво взглянула в его непроницаемое лицо:

— Хочешь знать кое-что еще? — заговорщически спросила она,не переставая думать о его признании насчет украденной юности.

Исполненный решимости заставить Мередит понять, какую жертвуона приносит, Мэтт подавил настойчивое желание провести ладонью по сверкающеймассе золотистых волос, рассыпавшихся по ее спине, но не смог удержать ответнуюулыбку.

— Что именно? — нежно шепнул он. Плечи Мередит затряслись отнового приступа веселья.

— Терпеть не могла и свою молодость! Она надеялась наблагосклонный ответ на столь дерзкое заявление и получила его. Мэтт завладел еегубами в безжалостном поцелуе, лишившем ее способности дышать и думать. Покаона пыталась прийти в себя, Мэтт резко сказал:

— Обещай мне одну вещь, Мередит! Если передумаешьвозвращаться ко мне, обещай не избавляться от ребенка. Никаких абортов. Я смогусам его вырастить.

— Не собираюсь я передумывать…