— Лайза, — истерически всхлипывала она, — прежде чем сделатьтакое, он должен был возненавидеть меня, но я ничего плохого ему не сделала! Онне посылал эту телеграмму, не посылал! Не мог!

Она уговорила Лайзу дать еще один спектакль, на этот раз дляслужащих телеграфной компании «Вестерн юнион», чтобы точно установить, кто далтелеграмму. Служащие, хотя и неохотно, все же признали, что телеграммадействительно была послана Мэтью Фаррелом из Венесуэлы и в качестве оплатыпредъявлена кредитная карточка.

В холодный декабрьский день за Мередит закрылись дверигоспиталя. Слева от нее шла Лайза, справа — отец. Мередит поглядела в ясноесинее небо и поразилась, насколько оно кажется чужим… странным… неприветливым.И весь мир был чужим. Враждебным.

По настоянию отца Мередит записалась в университет на зимнийсеместр и снова стала жить в одной комнате с Лайзой. Она поступила так потому,что и отец и подруга желали этого, ведь когда-то учеба так много значила длянее. Мередит вспомнила, что можно улыбаться и даже смеяться. Докторпредупредил, что с каждой последующей беременностью увеличивается риск нетолько для ребенка, но и для нее самой. Мысль о том, что она обречена навекиостаться бездетной, больно ранила, но со временем она сумела справиться и сэтим. Жизнь успела нанести ей жестокие удары, но Мередит все вынесла, пережилаи обнаружила в себе внутреннюю силу, о существовании которой даже неподозревала.

Отец нанял адвоката, который занялся бракоразводнымпроцессом. О Мэтте она ничего не слышала, но постепенно смогла приучитьсядумать о нем без боли и неприязни. Он, очевидно, женился на ней из-за денег, ипотому что она забеременела. Поняв, что все ее деньги находятся под контролемотца, он просто отделался от нежеланной жены. Проходили недели, и Мередитперестала даже осуждать его, ведь причины, по которым она вышла за Мэтта, тожене отличались бескорыстием — она забеременела и боялась расхлебыватьпоследствия в одиночку. И хотя Мередит не раз говорила, что любит Мэтта, онникогда не обманывал ее клятвами в вечной любви, просто сама Мередит ввела себяв заблуждение, поверив этому. Их брак с самого начала был обречен.

Во время первого года учебы Мередит часто встречалась в«Гленмуре»с Джонатаном Соммерсом. Именно он рассказал, что отцу так понравилисьидеи Мэтта, что он основал с ним компанию с ограниченной ответственностью,вложив туда немалый капитал.

И предприятие окупилось. За последующие одиннадцать лет все,что затевал Мэтт, начинало приносить немалые доходы. Статьи о нем, неизменно всопровождении снимков, едва ли не ежедневно появлялись в журналах и газетах. Иконечно, так же часто попадались на глаза Мередит, но она была слишком занятасобственной карьерой и не обращала внимания на все, чем занимался Мэтт. Затопресса жадно интересовалась каждым его шагом. Один год сменял другой, норепортеры по-прежнему были одержимы успехами блестящего финансиста и алчноследили за его многочисленными романами. Среди легиона очаровательных подруг попостельным играм насчитывалось даже несколько кинозвезд.

Для простых людей Мэтт был воплощением американской мечты,живым примером того, как бедный парнишка может выбиться в миллионеры, имеятакие качества, как ум и трудолюбие. Но для Мередит он был просто незнакомцем,чужаком, с которым она когда-то была слишком близко знакома. И поскольку онатак и не взяла его фамилию и, кроме отца и Лайзы, никто в городе не знал о еезамужестве, широко разрекламированные связи Мэтта с другими женщинами почти недоставляли ей ни боли, ни смущения.

Ноябрь 1989 года

Ветер срывал с волн белые шапки пены и накатывал огромныеводяные валы на песчаный пляж, раскинувшийся на двадцать футов ниже каменистогокарниза, по которому Барбара Уолтере шла рядом с Мэтью Фаррелом. За ниминеотступно следила камера: глаз из темного стекла фиксировал каждый шагпарочки, — словно заключая их в рамку с живописным пейзажем: на заднем фоневеличественное, больше похожее на дворец, калифорнийское поместье Фаррела,Кармел, слева — бушующий Тихий океан.

Туман клубился, окутывая все толстым, колеблющимсяпокрывалом, уносимым все дальше теми же буйными порывами ветра, которыебезжалостно путали и лохматили волосы Барбары и бросали горсти песка в объективкамеры. Уолтере остановилась в заранее определенном месте, повернулась спиной кокеану и начала задавать вопросы Фаррелу. Камера послушно повернулась, нотеперь фиксировала лишь людей, отгороженных от внешнего мира тоскливойдекорацией серого тумана. Ветер все хлестал Барбару по лицу длинными прядямиволос.

— Стоп! — раздраженно крикнула Уолтере, откидывая волосы сглаз, пытаясь оторвать прилипшие к губам волоски, и, повернувшись к гримерше,приказала:

— Трейси, не можете ли вы привести в порядок мою прическухотя бы на полчаса?

— Попробовать клей Элмера? — предложила Трейси, неуклюжепытаясь пошутить, и показала на фургон, припаркованный под кипарисами, назападном газоне поместья Фаррела. Извинившись, Барбара и гримерша направились кфургону.

— Ненавижу туман! — провозгласил оператор, зло обозревая густыебуроватые клубы, совершенно скрывшие береговую линию, заслонившие панорамныйвид на Хаф Мун Бэй, который прекрасно подошел бы для кинематографического фонаэтого интервью. — Ненавижу туман, — повторил он, поднимая к небу разъяреннуюфизиономию. — И ветер тоже, черт бы все это побрал!

Он адресовал свои жалобы прямиком Всевышнему, и словно вответ горсть песка закрутилась у ног оператора миниатюрным смерчем, ударила вгрудь и в лицо.

Ассистент оператора хмыкнул:

— Очевидно, Господь тоже не питает к тебе особой симпатии, —заметил он, наблюдая, как разгневанный шеф стряхивает песчинки с бровей, ипротянул чашку дымящегося кофе:

— Как насчет глоточка?

— И это ненавижу, — пробормотал оператор, но чашку все-такивзял.

Ассистент кивком указал на высокого мужчину, стоявшего внескольких ярдах от них и глядевшего на океан:

— Почему бы не попросить Фаррела унять ветер и развеятьтуман? Судя по тому, что я слышал, Господь, возможно, принимает приказанияФаррела.

— Если хотите знать, — усмехнулась Элис Чемпион, подходя коператорам с чашкой в руках, — Мэтью Фаррел и есть Господь Бог.

Мужчины смерили сценаристку ироническими взглядами, ноничего не ответили, и Элис поняла, что это молчание говорило пусть о неохотном,но все же невольном почтении к этому человеку.

Девушка внимательно изучала Фаррела поверх края чашки, нотот по-прежнему смотрел куда-то вдаль — одинокий, недоступный правительфинансовой империи, называемой «Интеркорп», империи, созданной его дерзостью итрудом. Высокий, неотразимый монарх, выросший среди сталелитейных заводовИндианы, Мэтью Фаррел умудрился избавиться от черт характера, выдававших низкоепроисхождение.