– Вот видишь, – спокойно сказал слепой, оглаживаяего лицо. – Даже ты испугался, хотя вроде бы не из пугливых.

Пальцы его какими-то утаптывающими, мягкими движениямипробежали от волос к вискам, скулам и вниз, к подбородку, как будто он вылепилМакару лицо и теперь заканчивал формировать его. От рук слепого пахло табаком.

– Ноздри не раздувай, – строго сказал старик,ощупав нос Илюшина. – Собьешь мне всю картину.

Он отступил назад, наклонился и раскрыл ладонь, собираясьпохлопать по траве в поисках поводка – Илюшин заметил, что слепой почти точноугадал место, где тот упал, – но внезапно передумал и встал, второй рукойпридерживая болтающуюся сбоку трость.

– Мальчик, давай поводок, – скомандовал он.

Пес нехотя поднялся, подошел к хозяину, уткнул голову в егоруку. Старик погладил его, нашел ошейник и провел рукой по поводку.

– Вообще-то я привык все делать сам, – объяснилон. – Чем больше на других полагаешься, тем беспомощнее становишься. Так увсех, не только у незрячих. Но в траве руками возиться мне не стоит – тут истекло может подвернуться, и кучка какая-нибудь. Ну что, не понравилось тебенаше знакомство?

– Просто это было несколько… неожиданно. Зачем вы этосделали?

– Чтоб тебя увидеть, зачем же еще. Я человеклюбопытный, хочу знать, с кем общаюсь и на кого ты похож.

– И на кого же? – со скептицизмом, которого несмог скрыть, осведомился Илюшин.

– На маму, – спокойно ответил старик, и Макар нанекоторое время потерял дар речи и только стоял и молча смотрел на морщинистоелицо слепца. Спустя минуту он спохватился, что, по всей вероятности, получилвсего лишь шутливый ответ в серьезной форме и зря придал этому такое значение.

– Значит, того вы не… рассматривали, – собравшисьс мыслями, наконец сказал он.

– Хотел, – признался слепец. – Но он недался.

Илюшин от огорчения прищелкнул языком.

– Может быть, хоть что-нибудь вспомните о нем? – снадеждой спросил он. – Голос? Запах? Шаги? Может, он хромал? Ногуприволакивал?

– А по дороге жевал таблетки викодина, размахивалтростью и грязно ругал своих пациентов, – иронично закончил старик. –Не удивляйся, телевизор здесь тоже работает. «Доктора Хауса» я по вечерам,бывает, слушаю, когда дочь уезжает. Нет, не приволакивал, не жевал, не ругался.Вот только…

Он замолчал, застыл, и лицо его утратило всякое выражение.Илюшин хотел спросить, что «только», но решил, что беспокоить явновспоминающего что-то человека не стоит.

– Пахло от него, верно ты сказал, – медленновыговорил наконец слепой.

Макар сдержал вздох разочарования. Даже если окажется, чтостарик разбирается в ароматах, то название какого-нибудь «Фаренгейта» или «ХугоБосса» ничего ему не даст.

– Антоновкой пахло, – закончил старик. –Свежей, сочной такой антоновкой.

– Чем?!

– Антоновкой, яблоками. Я этот запах хорошо знаю, еще сдетства помню. Здесь у нас выращивают только два сорта, Алму и Жигулевское – тыих видел, они ярко-красные оба. В паре садов вырастили Апорт, но он пахнетсовсем по-другому. Ни один сорт такого аромата не дает, как антоновские. Аздесь их поблизости нигде и не растет.

Макар взъерошил волосы.

– Он что, грузчик? – спросил он самого себя.

– Думаешь, ящики с яблоками таскал? Рановато дляантоновки. Ее в начале сентября никто не продает – незрелая она еще, слишком ужкислая.

– Вы следователю об этом рассказали?

– Про парня рассказал, само собой. Как услышал отдочери, что случилось, так к милиционерам и пошел своими ногами. Они как развозле машины возились.

– И что?

– Ну… Не послали безглазого куда подальше, и на томспасибо. Выслушали, что-то записали. А примут к сведению или нет, мнедокладывать не стали. Вот про запах я только сейчас вспомнил, пока с тобойбеседовал.

Илюшин поговорил со стариком еще несколько минут, но быстроубедился, что тот сообщил все, что мог. Записав на всякий случай его телефон иоставив свой, Макар проводил слепого до дома, видя, что тому приятно еговнимание, и сдал на руки дочери, пухлой миловидной женщине, при первом жевзгляде на которую ему стало очевидно, что она боится и обожает своего отца.Когда старик и женщина ушли в дом, он погладил на прощанье собаку, по-хозяйскиразлегшуюся на крыльце, сорвал красное яблоко с ветки старой кряжистой яблони ипошел к калитке, обнюхивая его, как охотничий пес обнюхивает след.

Когда Гитарист отложил рукопись в сторону, за окном ужесмеркалось. Он перечитывал историю Крысолова третий раз, снова и сноваубеждаясь в сходстве с ним, мысленно подтверждая вехи, которым нужно следовать.

Первую крысу он убил, точно зная, кого уничтожает. Ихпознакомила мать. Она сидела с той блондинкой в кофейне, куда он случайнозабежал выпить чашку кофе. Крыса понравилась ему, очень понравилась… Он и самне мог объяснить себе, в какой момент симпатия переросла в острое желание еесмерти – нет, не столько желание, сколько понимание того, что нужно сделать.Хватило двух встреч, чтобы она полностью доверилась ему, поэтому не возниклоникаких сложностей.

За этим важным шагом последовал еще один, потом еще…

И вот теперь он наконец-то завел себе крысоволка.

Он понимал, чувствовал, что ему чего-то не хватает. Охота –это прекрасно, но хотелось, чтобы рядом был тот, кто разделит с ним упоение отвыслеживания, торжество от уничтожения врага.

Охотиться с крысоволком проще. Беловолосые твари не станутбояться двоих – в их глазах они будут хоть и запоминающейся, но совсембезобидной парой. А он натаскает свою пленницу на их запах, научит ее, какбыстрее и проще убивать их, и вдвоем они сделают куда больше, чем он один. Ипусть их не ждет награда, как Крысолова, но награда ему и не требуется –достаточно осознания своей незаменимости и важности того, что он делает.

Конечно, ее придется дрессировать. Придется приручать, и,возможно, не сразу получится объяснить, чего он от нее хочет. Но постепенно онапоймет. Стоило ему увидеть ее, садящуюся в машину, как его обожгло откровением– вот то, что ему нужно! Словно кто-то свыше наклонился к нему и сказалотчетливо – но так, чтобы слышно было только ему одному: «Это она».

И когда она обернулась после слов той, второй, которуюнепременно следовало убить, и испуганно взглянула на него, он окончательноутвердился в своей мысли. Было что-то такое в ее лице, одновременно беззащитноеи стойкое, что не позволяло усомниться в правильности выбора. Когда-то давно онпоймал в саду землеройку – забавного зверька, по виду – крошечного мышонка сдлинной вытянутой мордочкой, и пару дней забавлялся, наблюдая за его повадками.Это милое существо оказалось хищником, жадно уничтожающим и насекомых, иящериц, и даже крупных лягушек, которых он подбрасывал ей в ящик. Хищник былстремителен, жесток и совершенно не ведал страха. Некоторое время Гитаристносился с мыслью поймать вторую землеройку и посмотреть, будут ли они сражатьсядруг с другом, но, как назло, в его ловушки больше никто не попался.