Не думая о том, как она выглядит, о том, что пуховик будетгрязным, что нужно торопиться к Маше, Катя горько расплакалась, уткнув голову вколени.

Такой и увидел ее Андрей Капитошин, возвращавшийся домой наметро первый раз за последние три месяца и проклинавший на чем свет стоитглухие московские пробки, о которых сообщил ему вездесущий Яндекс.

Эмма Григорьевна и Алла Прохоровна сидели в кафе, потягиваяневкусный зеленый чай. Одна не любила кофе, вторая слишком заботилась о своемздоровье.

„С чего бы начать? – Шалимова пристально взглянула наЭмму Григорьевну, поколебалась секунду. – Нужна она мне, нужна! Без нееничего не получится“.

Орлинкова широкой ладонью поправила и без того безупречнуюприческу – гладкие блестящие волосы лежали ровно, волосок к волоску. Короткоекаре шло Эмме Григорьевне, придавало ей солидности и благородства, но Шалимовавдруг представила ее с длинными распущенными волосами, и Орлинкова тут же превратиласьв простую бабу с самым обычным лицом. „Хороший парикмахер для женщины –находка, я всегда это говорила!“

Она уже подготовила вступительную фразу, как вдруг ЭммаГригорьевна привстала со стула.

– Гляньте, Алла Прохоровна. Кто там стоит? Уж не Кочетовали?

Она ткнула пальцем в окно, и насторожившаяся Шалимова,проследив за ее пальцем, увидела на противоположной стороне улицы Снежану,которую держал под локоть какой-то тип. Девушка смотрела по сторонам, и лицо унее было напряженное. Белая челка торчала, как сено, из-под кокетливого берета,и пару раз Кочетова нервным движением провела по ней пальцами, пытаясь придатьволосам приличный вид.

Мужик рядом с Кочетовой был на полторы головы ниже ее,широкоплеч, коренаст, с кривыми ногами „колесом“ и неприятной физиономией.

– Ишь ты, ухарь какой, – пробормотала Орлинкова.

Алла Прохоровна мысленно согласилась с ней. Спутник Снежаныи впрямь был ухарем.

– Какой-то он… уголовный, – поморщилась она,глядя, как ухарь одергивает короткую, до пояса, кожаную куртку и снова беретКочетову под руку хозяйским жестом.

– Приблатненый молодой человек, – хмыкнула ЭммаГригорьевна. – Совсем не пара нашей красавице.

– Смотрите, смотрите, он ее ведет!

Спутник Снежаны, видимо, устал ждать и решительно повел ееза собой прочь от дороги, и вскоре странная пара свернула за угол дома.

– Удивительно неподходящий для нее тип. –Орлинкова махнула рукой, подзывая официантку. – К тому же мне казалось,что Кочетовой интересен Таможенник.

– Мало ли, кто ей интересен, – глубокомысленновозразила Шалимова в восторге от открывшейся возможности посплетничать.

Орлинкова крайне редко снисходила до обсуждения иныхвопросов, кроме рабочих, и потому Алла Прохоровна даже оставила на время мыслио теме, которая заставила ее пригласить главного бухгалтера в кафе.

– Дети, дети, – добавила она, умиленноулыбаясь. – Для нас с вами, Эмма Григорьевна, они совсем еще дети.

Орлинкова покосилась на нее, но заметила только:

– Вы ведь работали в школе, Алла Прохоровна?

– Завучем, – вздохнула та. – Признаться,скучаю по тем временам. Конечно, деньги в школе смешные, но видеть внимательныедетские глаза – это такое счастье! И когда они слушают тебя, затаив дыхание, тыпонимаешь, как важен для них учитель. Мне не хватает их беготни, криков, ихлюбознательных вопросов…

Шалимова спохватилась, что слишком впала всентиментальность, и замолчала. Детей она возненавидела со второго месяцаработы в школе, и к тому моменту, когда уволилась, ее ненависть сталаустойчивой и постоянной. Дети были омерзительны. Они орали, бегали, выкрикивалиглупости и в массе своей были совершенно тупы. Она искренне недоумевала, почемув школах отменили физические наказания. Алле Прохоровне, не имевшей своих чад итак и не сходившей замуж, было очевидно, что детей любого возраста нужнопороть, возможно, даже без причины, в профилактических целях. „С другойстороны, для любого ребенка найдется причина, по которой его следуетвыпороть“, – думала Шалимова, с ненавистью глядя на маленьких поганцев,которых не интересовала география, а интересовали жвачки, велосипеды и прочаячушь.

Правда, Алла Прохоровна и сама была абсолютно равнодушна ксобственному предмету. Что в ее глазах совершенно не извиняло школьников,которых требовалось успокаивать по пять минут, прежде чем начать урок.

К концу ее преподавательского стажа сила белой ненависти,исходящей от Аллы Прохоровны, была такова, что ученики чувствовали ее ивыстраивались по струнке. На уроках географии у Шалимовой была безупречнаядисциплина, чем она заслуженно гордилась. Ее боялись! „И правильно“, –радовалась Алла Прохоровна, вслух не забывая упоминать о своей любви кдетишкам. Она чувствовала, что не все могут разделить ее искреннюю нелюбовь кним, а мнению общества Шалимова придавала большое значение.

– А я, признаюсь, не хочу детей, – сказала ЭммаГригорьевна с солдатской прямотой. – Никаких – ни своих, ни чужих. Онименя раздражают.

Шалимова понимающе кивнула и пожалела, что ударилась втрогательные воспоминания о беготне и детских глазах. Получалось, что бухгалтер– из своих, с ней можно не притворяться.

– Раньше мы с мужем хотели ребенка, но больше так, дляпорядка, – продолжала Орлинкова. – Вроде как семья без детей – это ине семья вовсе. Но не получилось. А потом я подумала… И вот что поняла. Мы ведьс вами лошади, Алла Прохоровна.

– Кто? – изумилась Шалимова.

– Лошади. Только не орловские рысаки, а тяжеловозы.Тягловые такие клячи. Посмотрите на себя: вы и жнец, и швец, и на дуде игрец.Все можете, за все беретесь. Надо будет – горы свернете для Кошелева.

Алла Прохоровна промычала что-то невнятное, что былорасценено Орлинковой как согласие.

– Вот и я такая же. Всю жизнь все тащу на себе. Как сюности впряглась в телегу, так и волоку ее на своем хребте.

– Вы же замужем, – осмелилась вставить Шалимова.

– Замужем. А что муж? Я хоть с мужем кляча, хоть безмужа. Еду надо приготовить – приготовила. Картина упала – дырку новуюпросверлила. Стол привезли – собрала. Ремонт сделать – да пожалуйста. Если мойсупруг Иван Демидович заболеет, так он пластом лежит и только бульончикакуриного просит. А я за всю жизнь пару раз болела – один раз ногу сломала нагололеде, второй раз спинной нерв защемила. И все. Все!

– Значит, вы счастливый здоровый человек, –глубокомысленно заметила Алла Прохоровна.

В ответ Орлинкова горько усмехнулась.

– Здоровый, говорите? Как бы не так. К нашему с вамивозрасту хочешь не хочешь, а болячек наберешь! Вот и я набрала. Только что мнес тех болячек? Хоть и корчусь, а все равно работаю. Давление у меня последниймесяц скачет так, что в ушах звенит.