Музыканты заметили красивую пару. Оркестр оживился и поддалжару.

Они пошли в танце – легко, слаженно, как будто только иделали, что танцевали вдвоем. Мари не смотрела ему в глаза, внешне равнодушнаяко всему, кроме музыки. Обостренным чутьем Борис отметил, что в зале стихлиразговоры и все лица смотрят теперь на них.

– Нехорошо, – шепнул он Мари одними губами, –мы слишком заметны.

– Черт с ними! – пробормотала она в ответ, глазаее смеялись, но губы были плотно сжаты, так что Борис засомневался, произнеслали она эти слова.

Танец кончился, Мари пошла к столику, опустив глаза и неглядя по сторонам. Она жадно отпила из бокала, а потом спросила каким-то несвоим высоким голосом:

– Скажите, Борис, вы верите, что можно все начатьсначала?

– Верю, – тут же ответил он, – и вы должныповерить…

– Уехать далеко-далеко… в новую жизнь… –мечтательно сказала она, – неужели после всего возможно счастье?..

– Конечно, возможно! – улыбнулся Борис. –Ведь мы еще молоды и полны сил! Да если на то пошло, перед нами весь мир!

– Как мне надоел Париж, – вздохнула Мари, – сего нищими эмигрантами, озлобленными инвалидами, бандитами всех мастей! Нет,счастья не будет не только в России, но и в Европе, слишком сильнывоспоминания.

– Что вы скажете об Америке? – смеясь спросилБорис. – Маленькое ранчо где-нибудь на западе, вы в ковбойской шляпе и свот таким «кольтом» за поясом.

– Я люблю лошадей, – серьезно ответилаМари, – и не боюсь их совершенно. Из меня выйдет неплохой ковбой. Так что«кольт» на поясе будет у вас, это вы будете входить в салун, открывая дверьударом ноги. И сапоги со шпорами, и кожаная жилетка… Только представьте: мыскачем вдвоем по ночной прерии, и дорогу нам освещает только луна.Йо-хо! – тихонько вскрикнула Мари и засмеялась.

– Так и будет! – Он накрыл ее руку своей изаметил, что время начала операции уже наступило.

* * *

Владимир Орестович подъехал к ресторану на черном служебномавтомобиле. За рулем сидел Костя Лейкин, рядом с ним – Василий Лазоревский. Оба– доверенные люди Баранова, с которыми он прошел огонь, воду и медные трубы.

Сам Вольдемар сидел на заднем сиденье рядом с высоким сухимстариком в черном костюме. Старик этот держался скованно, сложив на коленяхкрасивые руки с длинными музыкальными пальцами и прикрыв глаза тяжелыми, словночугунными, веками. Он как будто не замечал, что с ним происходит и куда еговезут. Костюм его был заметно поношен, но даже в таком костюме старик казалсяудивительно элегантным, и рядом с ним его молодые спутники выглядели настоящимибосяками или уличной шпаной с Лиговки.

Автомобиль остановился перед рестораном. Баранов повернулсяк старику и проговорил с натянутой улыбкой:

– Помните, Павел Аристархович: никаких фокусов! Вашасудьба находится сейчас в ваших руках!

– Вы и отчество мое вспомнили? – Старик поднялвеки и насмешливо взглянул на своего спутника. – Это что-то новенькое!Раньше я у вас именовался исключительно «гражданин Ртищев»! Видно, оченьбольшой личный интерес у вас в этом деле!

– Много себе позволяете, гражданин Ртищев! –огрызнулся Вольдемар, открывая дверцу автомобиля. – Выходите, мы приехали!

– Вот так – более привычно! – усмехнулся Ртищев,выбираясь на тротуар. – О, «Донон»! А я и не знал, что он снова открылся!Давненько я здесь не бывал! – Повернувшись к Баранову, старик спросил ссамым невинным видом: – Мне руки за спиной держать, как на тюремной прогулке?

– Не паясничайте, Ртищев! – процедил Вольдемарсквозь зубы и направился к входу в ресторан, одной рукой прижимая к себезавернутую в чистый холст картину, с которой не желал расставаться и на минуту,а другой придерживая за локоть строптивого старика, как своего доброгоприятеля. Василий Лазоревский, большой и медлительный, как медведь, плелсяпозади, держа руку с «кольтом» в кармане широких штанов. Костя Лейкин остался вавтомобиле.

Словно добрые друзья, чекист и старый искусствоведспустились по ступеням в подвал, где размещался ресторан. Гардеробщик,представительный старец с лицом камергера, хотел взять у Баранова его сверток,но Вольдемар так зыркнул на него, что гардеробщик невольно попятился, вспомниввосемнадцатый год и революционных матросов, явившихся к нему в дом с обыском.

Из ресторанного зала доносился смешанный шум возбужденныхголосов, громкого смеха, настраиваемых инструментов румынского оркестра.Странная троица спустилась по ступенькам в зал, окунувшись в неповторимыйаромат дорогого ресторана, который составляла дразнящая смесь изысканных блюд,французских духов, сладковатого дыма контрабандных сигар.

Навстречу вошедшим метнулся метрдотель, согнулся в учтивомпоклоне:

– Вас ждут, господа!

Лазоревский открыл рот, чтобы сказать, что господа кончилисьв семнадцатом, но Владимир Орестович остановил его строгим взглядом. Метрдотельподвел их к угловому столику, за которым уже сидели двое мужчин.

В одном из них Баранов узнал своего странного гостя – тогосамого похожего на дрессированную обезьяну человечка, который влетел в Полининоокно, чтобы назначить эту встречу. Сегодня, впрочем, он выглядел куда солиднее,хотя оттопыренные уши, чересчур подвижное лицо и природная суетливость были принем. Одет он был сегодня так же по американской моде: клетчатый короткий пиджакс высокими плечами, остроносые башмаки, широкие штаны.

Второй же господин держался, напротив, с большимдостоинством. Он был широкоплеч, высок, густые темные брови делали тщательновыбритое лицо излишне мрачным. Несколько портил его сабельный шрам, как быперечеркивающий левую щеку. Черный смокинг сидел на незнакомце как вторая кожа.

– А, вот и вы! – с преувеличенной радостьювоскликнул Луиджи, выпрыгнув из-за стола навстречу прибывшим. – Рад, рад!Какая исключительная точность! Позвольте представить, шеф, – господинБаранов, Вольдемар… то есть Владимир Орестович! Ах, извините, какой ябестактный! Конечно, не господин, а товарищ! Короче, это тот самый товарищ, окотором я вам говорил. А вот это точно господин – господин Ртищев Павел Аристархович…впрочем, вы знаете… а это мой шеф, как говорят американцы, мистер ГорацийПаммер. Американский бизнесмен и очень важная персона… А этот товарищ… –Луиджи повернулся к Лазоревскому, для которого уже принесли пятыйприбор, – кажется, его присутствие не предполагалось?

– Товарищ Лазоревский… – проворчал ВладимирОрестович, мрачно разглядывая молчаливого иностранца. – Его присутствиенеобходимо. Я вам не доверяю…

Этот американский делец очень ему не нравился. Чересчур ужхорошая выправка, сразу видать – бывший офицер… и этот сабельный шрам на щеке…

– Вы воевали? – спросил он, глядя в упор наамериканца.

– Нет, господин Паммер не воевал, – тут же ответилза него Луиджи. – А, вы насчет шрама интересуетесь? Так это след бурноймолодости. Господин Паммер учился в Германии, в Геттингене, и у него быладуэль… романтическая история, понимаете ли, дама сердца… – Луидживыразительно закатил глаза.