События разворачивались в той же самой последовательности.Дверь отворила Хестер, чье лицо выражало по-прежнему упрямство и отчаяние. Иснова позади нее в вестибюле возникла фигура все той же неизменно бдительной ипреисполненной подозрительности Кирстен Линдстрем. История повторялась!

Но вот этот ставший уже привычным ритуал внезапно изменился.Упрямство и отчаяние исчезли с лица Хестер, уступив место милой,доброжелательной улыбке.

– Вы! – воскликнула она. – О, я так рада, что вы приехали!

Калгари сжал ее руки:

– Мне надо увидеть вашего отца, Хестер. Он наверху, вбиблиотеке?

– Да. Он там с Гвендой.

Вперед выступила Кирстен Линдстрем.

– Зачем вы снова пожаловали? – спросила она, и в ее голосепрозвучали обвиняющие нотки. – Явились полюбоваться горем, что сами же на нас инавлекли? Поглядите же, что здесь творится. Вы поломали жизнь Хестер и мистеруЭрджайлу. На вашей совести и две новые смерти. Две! Филипа Дюранта и малышкиТины. И это все вы… все вы сделали!

– Тина пока еще жива, – возразил Калгари, – а я в своихдействиях не привык останавливаться на полпути.

– Что вы задумали? – Кирстен преграждала ему путь клестнице.

– Завершить начатое, – ответил Калгари.

Он мягко положил руку на плечо мисс Линдстрем и слегкаотодвинул ее в сторону. Затем он стал подниматься по лестнице, а Хестерпоследовала за ним. На лестничной площадке Калгари еще раз обратился к Кирстен:

– Пойдемте с нами, мисс Линдстрем, хотелось бы, чтобыприсутствовали все.

В библиотеке в кресле у стола сидел Лео Эрджайл. Возлекамина на коленях стояла Гвенда Воугхан и не сводила взгляда с тлеющих огней.Увидев Калгари, они удивленно переглянулись.

– Простите за неожиданное вторжение, – извинился Калгари. –Как я только что объяснил Хестер и Кирстен, я пришел завершить начатое. – Оногляделся. – Миссис Дюрант все еще здесь? Хотелось бы, чтобы она тожеприсутствовала.

– Кажется, она прилегла, – сказал Лео. – Она… она в ужасномсостоянии.

– И все-таки я хотел бы, чтобы она здесь присутствовала. –Он посмотрел на Кирстен: – Может быть, вы сходите и приведете ее?

– Возможно, она не захочет идти, – пробурчала Кирстен.

– Скажите ей, – настаивал Калгари, – что некоторыеподробности, касающиеся смерти ее мужа, могут ее заинтересовать.

– О, иди же, Кирсти, – попросила ее Хестер. – Не будь такойподозрительной и сварливой. Я не знаю, о чем хочет говорить доктор Калгари, нособраться нам всем просто необходимо.

– Как вам угодно, – проворчала Кирстен и вышла из комнаты.

– Присаживайтесь, – пригласил Лео, показав на кресло возлекамина.

Калгари сел.

– Простите меня, – продолжал Лео, – но я скажу, что был бысчастлив, если бы вы никогда не появлялись у меня в доме, доктор Калгари.

– Это несправедливо! – протестующе выкрикнула Хестер. –Ужасно несправедливо так говорить!

– Мне понятны ваши чувства, мистер Эрджайл, – ответилКалгари. – На вашем месте я бы испытывал то же самое. Я даже некоторое времяразделял вашу точку зрения, но потом, тщательно поразмыслив, понял, чтопоступить иначе, чем поступил, просто не мог.

В комнату возвратилась Кирстен.

– Мэри сейчас придет, – сказала она.

Все сидели в молчаливом ожидании, вскоре явилась Мэри.Калгари с интересом посмотрел на нее, ведь он встретился с нею впервые. Онавыглядела спокойной и собранной, была аккуратно одета и причесана. Нобезжизненное лицо ее напоминало маску, и ходила она как сомнамбула.

Лео представил ей Калгари, и она едва заметно ему кивнула.

– Хорошо, что вы пришли, миссис Дюрант, – приветствовал ееАртур. – Полагаю, вам следует выслушать мое сообщение.

– Как вам будет угодно, – ответила Мэри. – Но ваши слова невернут мне Филипа.

Она отошла в сторону и присела в кресло, стоявшее возлеокна. Калгари оглядел собравшихся:

– Разрешите мне начать со следующего. Во время моего первоговизита, когда я заявил, что могу смыть позор с обесчещенного имени Джако, вашареакция удивила и раздосадовала меня. Теперь она мне понятна. Наибольшеевпечатление на меня произвели сказанные на прощанье слова этого милого ребенка.– Он взглянул на Хестер. – Она сказала: «Дело не в том, чтобы восстановитьсправедливость, а в том, чтобы не пострадали невинные». Эта фраза изпозднейшего перевода Книги Иова. Горе невинным. Мое сообщение принесло страданиеневинным. Но невинным не надлежит страдать, они не должны страдать. И чтобыположить конец страданиям невинных, я пришел сюда и скажу то, что долженсказать.

Минуту-другую Калгари молчал, и никто не проронил ни слова.Спокойным, размеренным голосом Артур продолжил:

– Вопреки ожиданиям, мое сообщение не вызвало у вас великойрадости. Вина Джако была всеми признана. Все вы были, если можно таквыразиться, этим удовлетворены. Это был самый удобный выход в сложившейсяситуации.

– Не кажется ли вам, что ваши утверждения бестактны, докторКалгари? – возразил Лео.

– Нет, – ответил Калгари, – это правда. Версия о вломившемсяв дом преступнике отпала, лучшей кандидатуры, чем Джако, нельзя было придумать,все сразу становилось понятным. Убогий, душевнобольной, не отвечающий за своидействия, трудный мальчик с преступными наклонностями! Каких только слов мы неиспользуем, чтобы оправдать преступление. Вы сказали, мистер Эрджайл, что неосуждаете Джако. Добавили, что и мать, его жертва, тоже его не осудила бы. Лишьединственный человек его осудил. – Калгари поглядел на Кирстен Линдстрем: – Выего осудили. Прямо и справедливо назвали его коварным. Это слово вы употребили.«Джако был коварным», – сказали вы.

– Возможно, – проговорила Кирстен Линдстрем. – Возможно…вполне возможно, что я это сказала. Это так.

– Да, это так, он был коварным. Если бы он не был коварным,не было бы и случившейся трагедии. Но, как вы знаете, – продолжал Калгари, – язасвидетельствовал его невиновность.

– Не на всякое свидетельство можно положиться, – пробурчалаКирстен. – У вас была контузия. А я-то знаю, какими бывают контуженые. Ничегоне помнят, рассудок словно туман застилает.

– Так вот к чему вы пришли! – воскликнул Артур. – Высчитаете, что Джако действительно совершил это преступление, а потом каким-тообразом обеспечил себе алиби? Правильно?