Из-за поворота выдвинулось бронированная стена шагающихлегионеров. Стена деревьев осталась далеко слева, а другая на целый полетстрелы справа, здесь же ровная как доска земля вздрагивает от мерного топота,суровые лица угрюмы, покрыты грязью из пота и пыли, но шлемы блестят ярко, также сверкают медные панцири, наконечники длинных копий, что несут в правой руке,блестят и на металлических полосках щитов, что у каждого висит на левом локте.

— Убивай! — заорал Фарамунд.

Конь, оскорбленный прикосновением шпор, ринулся вперед, какброшенный пращей камень. За спиной грохотали копыта. Фарамунд чувствовал, чтонатиск молниеносен, место выбрал правильно, все сделал верно...

...но римляне мгновенно остановились, передние три рядаразом уперли древка копий в землю, присели, укрывшись за щитами, справа и слеватоже развернулись, готовые точно так же встретить неожиданное нападение сбоков. Только тыл был открыт, но там двигались тяжело груженые телеги, которыесопровождала толпа воинов без копий, но зато прекрасно вооруженных для схваткилицом к лицу.

Фарамунд на полном скаку метнул дротик. В третьем рядулегионер завалился навзничь, пронзенный почти насквозь. Остальные держали копьянастолько крепко, словно те торчали из надвигающейся скалы. В то же время,когда одни копья удерживали нападающих, другие слегка оттягивались назад, азатем били со страшной силой коротко и зло, оставляя глубокие рваные раны.

Над лесом стоял страшный крик, ругань, вопли, но кричалитолько франки, римляне сражались в холодном презрительном молчании. Они дажесловно не сражались, а только удерживали нападающих на месте. Короткие движениякопий напоминали движения кожи коня, что время от времени дергается, брезгливосгоняя надоедливую муху.

Громыхало вздыбил коня, сразу два острия вонзились бедномузверю в грудь, третье метнулось к лицу старого воина, но он со словами «Вотспасибо!» ухватился за копье, что помогло ему не свалиться с падающего коня.Копье он выдернул, отшвырнул, а сам, схватившись за молот, пошел с грохотомбить по щитам, разбивая их в щепы.

Вехульд затрясся, глаза стали безумными. В уголках ртавыступила пена. Вены и жилы страшно напряглись, он с поднятым мечом ринулсяпрямо на стену щитов. Рядом с Фарамундом падали пронзенные копьями. Он в яростирубил огромным мечом выставленные копья, крушил, ревел как зверь. На него сострахом и изумлением смотрели застывшие одинаковые лица, но это был все тот жеодин человек с множеством лиц, и Фарамунд ощутил, как стыд начинает вытеснятьсвященную ярость.

Он отступил на шаг, огляделся. Унгардлик бросил свой отрядслева, Вехульд вышел из боя и с горсткой отважных зашел справа, но их и тамвстретил лес копий. Римлян в пять раз меньше, но пока не видно, чтобы хотькто-то из них погиб, хотя явно же гибли, он сам убивал, начиная с броскадротика...

— Убивай! — закричал он страшно.

Второй натиск римляне отбили все так же легко. Они началипятиться, а телеги, как заметил Фарамунд, остановились и выстроились кругом.Если римляне отступят за них, то оттуда уже не выбить, а они своими длиннымикопьями перебьют их как кур...

— Убивай!!! — заорал Фарамунд. — Боги смотрятна нас!

Раздались яростные крики:

— Убивай!

— Убить всех!

— Праотцы смотрят!

— Не опозорим...

Римляне отступали тоже шаг в шаг, молчаливые, суровые, плечов плечо. Строй слегка колыхался, но не ломался. Некоторые из людей Фарамунданачали обстреливать из луков, однако железные наконечники лишь щелкали о шлемы,втыкались в щиты, но ни один из римлян не охнул, не завалился навзничь.

Перед Фарамундом вырастали все новые копья, он рубил,расшибал щиты, во все стороны летели осколки древесной щепы и железные полоски,но римляне все так же спокойно отступали перед его яростным натиском, почти незамечая его ярости, его бешенства, а он не видел, чтобы кто-то падал от егомеча.

Задний ряд вплотную приблизился к телегам. Там уже ждаливозчики с длинными копьями в руках, готовые бить с высоты телег. Рядом сФарамундом Рикигур визжал как поросенок, его перекосило, он трясся, затем вдругсхватил убитого воина, с которым столько пили и грабили вместе, швырнул на лескопий, тут же подхватил тело еще одного сраженного и швырнул следом, а затем исам метнулся за павшими друзьями. Лес копий вонзился в тело первого, ихпригнуло к земле, еще пара копий ударила в летящее тело второго, тожеопустились, а следом метнулся ревущий, как разъяренный медведь, Рикигур.

Фарамунд то ли от бешенства, то ли увидел удачную щель, ноподнял коня на дыбы и бросил следом за Рикигуром. Оба пошли расширять щельстрашными взмахами не по-римски длинных мечей. Следом ворвались Громыхало,Фюстель и Шамич, он слышал их крики, ругань, в голове гремело от грохота железапо железу.

В лицо плеснуло теплым, он ощутил соленое, потом плеснулоеще и еще. Он не знал: своя или чужая кровь, им владело священное безумие,посылаемое богами лучшим из воинов, они не чувствуют ран, а умирают на поле боятолько от усталости.

Даже сейчас на лицах римлян не было страха, только угрюмаяобреченность. Их копья изрубили, а короткие римские мечи бесполезны противдлинных мечей франков, закаленных, превращенных из сырого железа в прочнуюсталь. С высоких седел Фарамунд, Громыхало, Вехульд, Унгардлик и все, ктовломился в брешь, беспощадно рубили головы. Закаленная сталь рассекала шлемы,как будто те были из глины.

Из леса высыпали новые воины, на этот раз подоспели пешие. Вримлян полетели камни из пращ, многие разом метнули дротики, на телегах скриками падали последние защитники.

Прижатые к телегам, не успевая повернуться и вскарабкатьсяна них, римляне защищались с мрачным упорством. Ни один не пал на колени, немолил о пощаде. То ли римская стойкость, то ли полное равнодушие к жизни, ноозверелый Фарамунд рубил и крушил, уже не понимая, с людьми ли сражается, илиже неведомая сила оживила лесные пни, нечувствительные к боли.

Солнце выглянуло неожиданно. Мечи и шлемы заблестели ярко,слепя глаза. Фарамунд заорал:

— Сами боги подают знак!.. Не давай уйти!

— Руби! — пронесся клич. — Руби всех!.. Чтобни один не ушел!

Когда последние легионеры пали, защитники телег почти несопротивлялись. Напрасно Фарамунд, спохватившись, кричал, чтобы брали в плен.Рассвирепевшие франки, на глазах которых гибли друзья, перебили всех, а потомеще бегали с окровавленными ножами, перехватывали горло каждому, кого считалитолько раненым. А самых сильных и доблестных легионеров, вокруг которых трупових товарищей было больше всего, разрезали на части, а окровавленные кускиразбросали по кустам на поживу лесному зверю.

Фарамунд с тремя воинами погнался за убегающими, вдруг датам кто-то из тех, кто знает о Лютеции. Их легкие кони настигли без труда,сперва порубили пеших, затем настигли франков-федератов, убегающих на тяжелыхримских конях. Эти убегали так же молча, как молча дрались и умирали легионеры,пригибались к конским шеям, прятали лица в развевающихся лицах.