Фарамунд дернулся:

— Ты о чем?

— Ты же велел: с самого начала, — торопливо сказалпарень. — Но если хочешь, это могу пропустить, а начну сразу от Адама иЕвы...

Фарамунд ощетинился:

— Ты кем был у римлян?

— Господин, такого слова нет на нашем языке. Но я былтем, кто имеет право говорить в глаза правду самому цезарю...

Фарамунд поморщился:

— Понятно, шутом. Ладно, шут, ты только не забывай, чтосейчас мне не до веселья. Даже будь в твоей шкуре лучший поэт вселенной, я тебяповешу через минуту, если не скажешь, откуда знаешь, кто я и что ищу.

Шут снова рухнул на колени:

— О, господин!.. О тебе уже пошел слух. А римлянепотому и владыки мира, что у них есть карты. И они знают, в каком месте накарте о чем говорят, чего добиваются, на чем местного вождя можно купить илипоймать! Уже ширится слух, что ты завоевываешь бурги для своей женщины. Еепохитил твой соперник, ты ее разыскиваешь... Я знаю только, что ты был близок,очень близок! Ты, в своей неизреченной премудрости, свойственной юным народам,выбрал единственно верный путь. Если бы не наш обоз, ты бы во-о-о-н на тойдороге перехватил отряд Настиона, что перевозил ее из полевого лагеря вкрепость.

Фарамунд вскрикнул, как раненый в самое сердце огромныйзверь:

— Она была так близко?

— Рядом, — ответил шут сочувствующе. — Явидел с телеги, как там поднялась пыль, когда вы напали на этот несчастныйобоз. Они улепетывали со всех ног! Еще бы...

— Почему? — спросил Фарамунд жадно.

— Их было не больше десятка воинов, — объяснилшут. — Они сопровождают повозку, в которой и везли Лютецию. Я видел ее влагере дважды!

— Скажи, — вырвалось у Фарамунда, — как онавыглядит?

— Она, в самом деле, рождена для небес, — сказалшут почтительно. — В ней есть та царственность, что приходит только с породой.Неужели Господь, в самом деле, и людей выводит так же, как человек выводитпороды собак?.. Ее спина всегда прямая, и когда она смотрит на своихпохитителей, то выглядит так, словно это они у нее в плену.

— Да, — сказал Фарамунд жадно, — это она...

— Стерегут ее два брата-великана: Корнуган и Настион.Это не люди, а вовсе чудовищные башни, закованные в железо. Это франки, чтослужат римлянам... вернее, указывают им разные услуги. Доспехи им сковали назаказ, а мечи у них... прости рекс, не короче твоих, а ростом и силой обапревосходят всех сущих на земле.

На месте битвы трупы жадно расклевывало воронье, волкирычали и дрались за лакомые внутренности. Трупы уже почернели, распухли, надполяной стоял звон от множества крупных навозных мух. Со всех сторон сходилисьжуки и муравьи, а подземные зверьки начали подрывать вокруг трупов землю, спешаопустить в глубины, где будут лакомиться без помех.

На той дороге, куда указал шут, они легко нашли отпечаткиподков двух огромных коней. Под великанами и кони оказались великанскими,Фарамунд измерил ладонью ширину копыт, представил себе размер коня, мурашкипробежали по коже. На богатырских конях и люди не простые, не простые...

— Вперед, — сказал он сквозь зубы. — Вперед,пока эти звери не спрятались где-нибудь в укрепленном месте.

— Рекс, откуда здесь укрепления?

— Откуда и наше, — бросил он. — На этихземлях быстро растут не только грибы.

— Я знаю, — заверил Вехульд. — Дальше тольконастолько дикие леса, что нет ни клочка свободной земли. А вырубить такой лес,чтобы построить крепость, сил человеческих не хватит!

— А выжечь?

— Среди таких болот? — фыркнул Вехульд.

— Сейчас жара.

— Сгорит только мох, — предположил Вехульд. —Да еще кусты... Но деревья стоят! Думаешь, не было здесь пожаров?

— Ладно, но должны быть люди, деревни...

Вехульд подумал, согласился:

— Верно. Но если им кто и окажет помощь, то что намнесколько поселян? Там могут быть одни землянки.

На ночлег остановились в сотне шагов от дороги. Костерразвели в яме под прикрытием широкого выворотня. Дым рассеивался среди листьев,даже с дороги не заметить, разве что чуткие ноздри уловят запах гари. Конейстреножили и пустили пастись на соседней поляне, Вехульд, не доверяя рядовымвоинам, остался сторожить первым.

Кроны смыкались плотно, а когда костер погас, всепогрузилось во тьму, словно мир оказался в мешке с угольной пылью. Ветви непропускали лунный свет, Фарамунд погрузился в сон, страшась, что прозеваетутро.

Однако проснулся он первым. Из полумрака смутно проступалиочертания огромных стволов, над головой что-то робко чирикнуло. Деревьястановились выпуклее, объемнее, рассвет все-таки проник под плотную крону.

— Пора, — сказал он с жадным нетерпением. —Вехульд, не спишь? Вели седлать коней!

Трое суток они гнались за похитителями. На четвертый день золуна месте костра застали еще горячей. Фарамунд в отчаянии пришпоривализмученного коня, но тот лишь хрипел, мотал головой, морда в пене, а брюхо вмыле.

— Привал, — прокричал сзади Вехульд. —Иначе... иначе завтра уже ни на что не будем годны!

Между деревьями словно натянули золотую паутину. Верхушкидеревьев сверкали. Хотя закатное солнце еще не налилось пурпуром, но белкипревратились в огненные комки и шмыгали по стволам, как клочья пожара.

Люди спешно расседлали коней, вытирали им мокрые бока. Вовсем лесу от вершинок до корней внезапно наступила тишина. Звери и птицы спешноустраивались на ночь, зная, как быстро в лесу наступает темнота.

А рано утром они мчались на конях до полудня, а потомУнгардлик, который взял на себя роль проводника, резко натянул повод:

— Всем стоять!.. Дальше придется пешком.

— Почему? — спросил Фарамунд зло.

Из кустов высунулся молодой воин, совсем безусый, глазарасширенные от счастья:

— Они остановились на привал! Среди бела дня!.. Вынаткнетесь, спугнете...

Фарамунд молча соскочил на землю. Вехульд быстро огляделвоинов, кого-то придется обидеть, оставить с лошадьми.

— Пятеро будут следовать за нами в отдалении, —велел он. — С конями... Верно, рекс?

Фарамунд поддернул перевязь, чтобы рукоять меча была поближек ладони.

— Верно, верно. Унгардлик, веди!

Унгардлик кивнул юноше, вдвоем скрылись в зарослях, дажеветки не колыхнулись. Фарамунд метнулся следом, сердце стучало громче, чем стукподкованных коней.

Тропки уже давно не было. Унгардлик то появлялся, то исчезал.А когда он прилег за огромным вывороченным пнем и уже не двигался, толькодважды нетерпеливо оглянулся на Фарамунда, у того сердце внезапно оборвалось.