– А как же. До того Збылют из Шарады был хозяином,благородным, якобы известной в Малопольше фамилией, самим Мельштынским вроде быпятая вода на киселе. Рыцарь с собственным гербом из тех, что, знаешь, на грудиЛелива,[180] а под Леливой драные штаны. А тут Петр Беляу,точно такой же «milles mediocris»,[181] гордый, но бедный,берется за дело, строит красильню и валяльню, привозит мастеров из Гента иИпра, наплевав на мнение других рыцарей, и зарабатывает деньги. И что? Вскорестановится настоящим хозяином, влиятельным и богатым, а брезгавшие им«гербоносцы» сгибаются в поклонах и пускают слюни в улыбках, лишь бы только онсоизволил одолжить им наличные…

– Петерлин, – глаза Рейневана блеснули, –Петерлин одалживал деньги?

– Понимаю, о чем ты, – быстро глянула на негоДзержка. – Но это вряд ли. Твой брат одалживал только хорошо знакомым иверным людям. За ростовщичество можно навлечь на себя недовольство Церкви.Петерлин брал малые проценты, даже меньше половины того, что берут евреи, но отдоносов не так-то легко защититься. Ха, факт, немало есть людей, готовыхукокошить займодавцев, не имея возможности или не желая выплачивать долги. Нолюди, которым одалживал твой брат, такими скорее всего не были. Так что ты нетам копаешь, родственник.

– Разумеется, – стиснул зубы Рейневан. –Зачем плодить подозрения. Я знаю, кто и почему убил Петерлина. В этом я несомневаюсь.

– Значит, ты – в меньшинстве, – холоднопроговорила женщина. – Потому что у большинства сомнения есть.

Наступившую было тишину снова прервала Дзержка де Вирсинг.

– Ходят слухи в народе, – повторила она. – Нобезрассудно, да нет, просто глупо было бы, наверно, сразу хвататься за меч икровную месть. Я говорю это на тот случай, если вы случайно вовсе не к БардскойБожьей Матери направляетесь, а совсем другие у вас планы и намерения.

Рейневан сделал вид, будто сильно заинтересовался потеком набревенчатом потолке. У Шарлея была мина невинного младенца.

Дзержка не спускала с обоих ореховых глаз.

– Что же до смерти Петерлина, – снова заговорилаона, понижая голос, – то сомнения есть. И серьезные. Потому что, понимаетели, странная зараза распространяется по Силезии. Странный мор напал напредпринимателей и купцов, да и рыцарских голов не щадит. Люди умираютзагадочной смертью…

– Господин Барт, – буркнул себе под носРейневан. – Господин Барт из Карчина.

– Господин фон Барт, – услышала она икивнула. – А перед тем господин Чамбор из Хайссештайна. А до того дваоружейника из Отмухова, забыла имена. Томас Гернероде, глава цеха шорников изНисы. Господин Фабиан Пфефферкорн из немодлинского товарищества по торговлесвинцом. А недавно, едва неделя тому, Миколай Ноймаркт, свидницкий суконный mercator.Самый настоящий мор…

– Дайте-ка угадать, – проговорил Шарлей. –Никто из названных не умер от оспы. И от старости.

– Угадал.

– Продолжу угадывать: не случайно тебя сопровождаетболее многочисленный, чем обычно, эскорт. Не случайно он состоит из вооруженныхдо зубов бандитов. Так куда, говоришь, ты едешь?

– Я не говорила, – обрезала она. – А проблемыэтой коснулась только для того, чтобы вы поняли, насколько она серьезна. Чтобыпоняли: то, что творится в Силезии, при всем желании нельзя приписать Стерчам.Или обвинить в этом Кунца Аулока. Потому что все началось еще задолго до того,как юного господина де Беляу прихватили на пуховиках госпожи Стерчевой. Надо,чтобы вы об этом помнили. Больше мне добавить нечего.

– Ты сказала достаточно много, – Шарлей не опустилглаз, – чтобы не продолжать. Так кто убивает силезских купцов?

– Если б мы знали, – глаза Дзержки де Вирсинггрозно сверкнули, – то уже не убивали бы. Не волнуйтесь, узнаем. А выдержитесь от этого подальше.

– Говорит ли вам о чем-нибудь, – вставилРейневан, – имя Горн? Урбан Горн?

– Нет, – ответила она, а Рейневан сразу же понял,что это неправда.

Шарлей взглянул на него, и в его глазах Рейневан прочел:«Больше вопросов не задавай».

– Держитесь подальше, – повторила Дзержка. –Это дело опасное. А у вас, если верить слухам, хватает и своих забот. Людишкиболтают, что Стерчи крепко обозлились. Что Кирьелейсон и Сторк рыщут словноволки, что уже напали на след. И наконец, что господин Гунцелин фон Лаасанназначил награду за каких-то двух шельмецов…

– Сплетни, – прервал Шарлей. – Слухи.

– Возможно. Тем не менее подобные слухи уже не одногодовели до шубеницы. Так что я посоветовала бы держаться подальше от главныхдорог. А вместо Барда, в который вы вроде бы направляетесь, я порекомендовалабы какой-нибудь другой, более далекий город. К примеру, Пожонь. Или Остжигом.Наконец, Буду.

Шарлей почтительно поклонился.

– Ценный совет. И за него благодарю. Но Венгрия далеко.А я – пеший… Без лошади.

– Не канючь, Шарлей. Тебе это не к лицу… А, зараза!

Она снова вскочила, подбежала к окну и снова покрыларугательствами кого-то, небрежно обошедшегося с лошадью.

– Выйдем, – сказала она, оправляя волосы ипокачивая бюстом. – Сама не присмотришь, эти сукины сыны испоганят мнежеребцов.

– Ладный коняга, – сказал Шарлей, когда онивышли. – Даже для скалецкого табуна. Немалой деньгой попахивает. Еслипродашь.

– Не бойся. – Дзержка де Вирсинг с удовольствиемпосмотрела на своих лошадок. – Есть спрос на кастильцев, идут и подъездки.Когда речь заходит о лошадях, господа рыцари не скаредничают. Знаете, какбывает: в походе каждый хочет и собственным конем блеснуть, и свитой.

– В каком походе?

Дзержка откашлялась, оглянулась. Потом скривила губы.

– Мир этот исправлять.

– Ага, – догадался Шарлей. – Чехия.

– Об этом, – торговка лошадьми скривилась ещебольше, – лучше не говорить вслух. Вроцлавский епископ вроде бы всерьез наздешних еретиков взъелся. По дороге, сколько городов ни прошла, перед каждымстоят прогибающиеся под тяжестью висельников шубеницы, везде пепелища откостров.

– Но мы же не еретики. Так чего бояться?