– Перед Горном, – он посмотрел Рейневану вглаза, – ты недавно разразился тирадой о расчетливом прагматизме. Тызаявлял, что твоя эйфория прошла, что пыл остыл, что ты перестал быть наивнымидеалистом. Собственный интерес стоит в иерархии выше, чем чужие, – этотвои слова. И вот подворачивается случай воплотить слова в дело.

– Ну и как?

– Подумай.

– Предать, да? – Рейневан приглушил голос. –Продать Инквизиции информацию о миссии, с которой Прокоп шлет меня?Рассчитывая, что благодарная Инквизиция отдаст мне Ютту. Ты это мне советуешь?

– Предлагаю, чтобы ты рассудил. Чтобы задумался иоценил, чей интерес стоит выше в иерархии. Что важнее: Чаша или Ютта?Поразмысли, выбери…

– Хватит, Шарлей, – мягко перебил СамсонМедок. – Прекращай. Не подговаривай к размышлениям, которые не имеютсмысла. И не склоняй к выбору там, где выбирать нельзя.

Месяц спрятался за крышами купеческих каменных домов.Рейневан шагал смело и резво, направляясь к подвалу.

Он завернул в переулок. Однако, вместо того, чтобы идтидальше, бесшумно спрятался в углублении ворот. Ждал, бесшумно и терпеливо.

Через какую-то минуту к его ушам долетела тихая поступь,едва слышимое шарканье туфель по брусчатке. Он подождал, пока идущий по егоследу человек вынырнет из темноты. А потом подскочил, схватил сзади за капюшон,дернул со всей силы. Человек захрипел, обеими руками потянулся к горлу.Рейневан кованой рукоятью ножа стукнул его по ребрах, на две ладони выше бедра.Ударенный втянул воздух, захлебнулся им. Рейневан дернул его за плечи,развернул, размахнулся и врезал рукоятью, – как опытный врач, в plexussolaris,[117] в само сердце. Человек в капюшоне захрипел, упална колена.

Где-то высоко, на крыше, мяукал кот.

– Повтори Прокопу… – Рейневан клинком ножа поднялподбородок стоящего на коленях незнакомца. – Повтори Прокопу, что я могуеще раз поклясться на кресте. Могу поклясться даже несколько раз. Но этогодолжно быть достаточно. Я не желаю, чтобы за мной следили. Следующего шпика,которого застану, убью. Повтори это Прокопу…

– Господин…

– Что? Громче!

– Я не от Прокопа… Я из замка… По приказу…

– Чьему? Кто приказал?

– Его вельможество князь.

Мрак замковой часовни рассеивался только светом двух свечей,горящих перед строгим алтарем. Мерцающий свет играл отблесками на позолотестатуи святого, пожалуй, апостола Матфея, потому что с палаческим топором.Сидящего на почетной скамье мужчину свет едва достигал. Он выхватывал из мраканаружность, крой и детали богатого одеяния. Не выявлял лица. Да и не надо было.Рейневан знал, кто это.

– Приветствую, медик. Как говорится, гора с горой… Вотмы и снова повстречались, через столько лет. Сколько же это прошло после битвыпод Усти? Три? Я правильно считаю?

– Правильно считаете, князь.

Мужчина на скамье поднялся. Свет упал ему на лицо.

Это был Сигизмунд Корыбутович, литовский князь Рюриковойкрови, из племени Мендога, правнук Гедимина, внук Ольгерда, рожденный рязанскойкняжной Анастасией сын Димитрия Корыбута, младшего брата Владислава Ягеллы,прославившийся, еще подростком, в грюнвальдской битве. Сейчас, в возрасте чутьболее тридцати лет это литвин, воспитанный среди поляков в Вавеле, объединял всебе наихудшие черты обеих наций: отсталость, мещанство, лицемерие, болезненныеамбиции, спесь, дикость, неукротимую жажду власти и совершенное отсутствиесамокритичности.

Князь из-под ниспадающего чуба глазел на Рейневана, Рейневансмотрел на князя. Продолжалось это несколько минут, во время которых в головеРейневана в молниеносном темпе пролетели картинки короткой, но бурной карьерыкнязя.

Гуситская Чехия свергла Люксембуржца с престола и нуждаласьв новом короле. Прошенные Ягелло и Витольд отказали; в Чехию как их наместникотправился Корыбутович. Он въехал в Золотую Прагу в 1422 году, на святогоСтанислава.

На столичных улицах крики радости и здравицы. Прекраснаямузыка для спеси и тщеславия. В музыке неожиданно разлад, фальшивые ноты. Вдругиз толпы послышалось: «Приблуда! Вон! Не желаем!» Дальше разочарование излость, когда вместо королевского Града резиденцией оказывается небольшойдворец на Старогородском рынке. Потом общение с Табором. Жижка, его устрашающийединственный глаз и цеженное из-под оттопыренных усов: «Свободным людям корольне нужен». Прага, злая, угрожающая, притаившаяся и порыкивающая, как зверь.

Это длится каких-то полгода. Ягелло, на которого надавилпапа, приказывает племяннику возвращаться. Покидающего Прагу Корыбута никто незадерживает, никто не прощается со слезами на глазах. Но политическая играпродолжается. В Краков едут чешские послы. С просьбой, чтобы Корыбут вернулся,чтобы вернулся в Чехию как postulatus rex.[118] Ягеллокатегорически отказывает. Но Корыбут возвращается. Против воли короля. В 1424,накануне Благовещенья, он снова въезжает в Прагу. Титулуют его там «паном». Ноне «королем». В Польше он проклят и лишен чести. В Чехии – неизвестно кто. НоКорыбут очень хочет кем-то быть. Замышляет заговор. Шлет послов и письма. Всевремя новых послов и новые письма. В 1427 году происходит катастрофа.

Будучи очевидцем пражских событий 1427 года, Рейневан непонимал побуждений Корыбута. Как и многие, он видел в молодом литвине кандидатана чешский трон. Поэтому совсем не понимал, что будущего короля гуситской Чехиипобудило к сговору с людьми, которые будущее Чехии видели совсем иначе, людьми,готовыми на любые уступки и соглашения, лишь бы иметь возможность вернуться подкрылышки Апостольской Столицы и в лоно христианства. Потом, после разговоров сФлютеком и Урбаном Горном, Рейневан стал мудрее и понял, что князёк был простомарионеткой. Куклой, за нитки которой дергали не примиренцы, не католическиегоспода, но Витольд. Потому что именно Витольд Кейстутович, великий князьлитовский, послал Корыбута в Чехию. Витольд хотел Чехию гуситскую лишьнастолько, чтобы она не допустила на трон Люксембуржца. Чехию, признающуюверховенство Рима лишь настолько, чтобы ее монарх был помазан папою. Другимисловами: он хотел Чехию, королем которой мог стать он, Витольд, сын Кейстута.Стать коронованным властителем государства, простирающегося от Берлина до Брно,от Ковно до Киева, от Жмуди до Крыма.