– Ты хорошо себя вела, – подумав, призналон. – Так что получишь вкусненького и тепленького.

Он ушел, не забыв закрыть за собой люк, и вскоре вернулся стермосом в руках и пледом, который волочился за ним по полу. Сначала, разрезавверевки на ее запястьях, он поднял Альку, как куклу, обмотал пледом, а затемналил из термоса в крышку что-то, пахнущее на весь подвал сытной вкусной едой,и поставил перед Алькой:

– Ешь.

Собрав силы и приподнявшись, она схватила затекшими рукамикрышку, поднесла к губам, обжигаясь, и в рот ей полилось что-то густое,горячее, по вкусу похожее на картофельное пюре, разведенное молоком. Онаглотала это варево, и когда выпила все, псих, сидевший рядом и смотревший нанее с интересом, налил новую порцию.

Сначала Алька почувствовала тепло от еды, а затем отшерстяного пледа, в который ее завернули. Как ни странно, но теперь ее сталаколотить дрожь куда более сильная, чем прежде, и она едва не выронила крышку.

– Но, но! – недовольно прикрикнул парень. –Аккуратно! Вот, так…

Когда Алька наелась, она отодвинула термос и, сделав надсобой усилие, подняла глаза на своего тюремщика. На лице его было написаноожидание… вот только она никак не могла понять, чего он ждет от нее…

– И? – вопросительно сказал парень.

– Что – «и»?

– Что нужно сказать?

Тут Алька догадалась.

– Спасибо, – с плохо скрытым омерзением выговорилаона и увидела, что ожидание на его лице сменилось по-детски обиженнымвыражением – даже губы он надул как маленький мальчик.

– «Спасибо» – и все? Я тебя накормил, согрел, сварилтебе жратву…

– А до этого ты меня сюда бросил! – вырвалось уАльки.

Детская обида на его лице сменилась злой гримасой, и онапоняла, что сделала ошибку.

– У-у-у, какие мы неблагодарные девочки… –протянул парень, прищурившись.

Маска заботливого приятеля спала с него, и Альке открылосьто лицо, которое пугало ее больше всего. «Мне нужно играть по его правилам!»

– Извини, – быстро проговорила она, отводяглаза, – я тебе очень, очень благодарна! Если бы не ты, мне было бы оченьхолодно! Я об этом не подумала!

– Врешь, крыса, – процедил он, – кого ты,тварь, обмануть хочешь?

Он занес руку для удара, но Алька от страха началасоображать.

– Ты хозяин, – шепотом сказала она, вжав голову вплечи, – можешь ударить.

Она подождала, но удара не последовало, и Алька осмелиласьснова поднять на него глаза. Псих смотрел испытующе, и от его взгляда ейзахотелось зажмуриться. Но та девочка, которая когда-то рассказывала соседкамсомнительные истории о своей тетушке, незаметно ожила и вступила в игру.

– Я очень виновата перед тобой, – послушно сказаладевочка. – Что мне сделать?

Предостерегающий голос внутри Альки закричал, что нельзя,нельзя, НЕЛЬЗЯ задавать такие вопросы, потому что перед ней сумасшедший самец,который изнасилует ее, изувечит, сделает что-то такое страшное, чего еще никто…Но Алька оборвала голос на полуслове, потому что прислушиваться нужно было кдевочке, а не к нему. Это был голос паники. А девочка, и вслед за ней Алька,видела, что этот человек – мужчина лишь с виду, а по сути – странное бесполоесущество, изувечившее само себя. Он не хотел ее так, как хотят женщину. Онсмотрел на нее иначе…

Ничего не ответив, парень забрал у нее термос и поднялся.Глядя сверху вниз, он стоял в нелепой позе, согнувшись, и лампочка описывалакруги над его головой.

– Скоро приду, – сухо сказал он. – Сиди тихо.

И выключил свет.

Когда хлопнул люк, Алька повалилась на бок, ощущая сквозьшерстяную колючую ткань пледа холод, идущий от досок. Но теперь, когда она быласыта, этот холод невозможно было сравнить с прежним, могильным, мучившим еевсего полчаса назад. «Сиди тихо…» Алька не смогла бы кричать, даже если быочень захотела, – ей казалось, что горло охрипло до наждачной шершавости.С ним она каким-то чудом смогла поговорить, но кричать… Нет, он убьет еераньше, чем кто-нибудь прибежит на крик. «И почему я решила, что вокруг вообщекто-то есть? Может быть, дом стоит в лесу?»

«Соблазни его, – шепнул тихий голос, напоминающий ейголос Микаэллы, когда та была в хорошем расположении духа. – Не зря же онпринес тебе плед. Ты сможешь…»

Альку едва не стошнило от омерзения. «Не смогу!»

«Брось! Ты же обычная шлюшка! Раньше спала с одним мужикомза его деньги и выбирала его сама, теперь спишь с теми, на кого укажут… Будьчестной с собой. Ты можешь представить, что это твоя работа, и все получится!Сделай так, чтобы он трахнул тебя!»

Алька едва не зашипела от злости. «Называй меня как хочешь!Но спать с ним я не буду!»

«Ты должна! Иначе никогда отсюда не выберешься! – Голосстановился громче и навязчивее, как будто питался ее отвращением и паникой. –Хочешь сдохнуть здесь, а?»

Невесть почему Алька вдруг вспомнила своего дружка-скрипача,тощего и голубоглазого, веселившего ее по утрам игрой на воображаемой скрипке.Они так часто ссорились, что едва успевали заняться любовью в перерывах междускандалами… Но в ее воспоминания о счастье входило все время, что она провела сним, и ссоры тоже были его частью.

«Я лучше и правда сдохну», – в один миг успокоившись,сказала она, и тут же поняла, что это решение – единственно правильное. Если быона попыталась соблазнить его, он бы убил ее, теперь в этом не было никакихсомнений. Она нарушила бы его игру.

Тень Микаэллы развеялась, и голос ее исчез, но Алькаприказала себе быть настороже. Растирая руки – слава богу, на этот раз псих несвязал ее, – она размышляла, что же такое знакомое чудится ей в егоинтонациях, пока не сообразила: точно так же разговаривал знакомый дрессировщиксобак со своими питомцами, которых хозяева приводили к нему на площадку.

Ей вспомнилось, что он постоянно называл ее крысой, и Алькувнезапно осенило. Что, если это не оскорбление, как она считала до сих пор?Похоже, он и в самом деле обращается с ней как со зверьком… Она постараласьприпомнить все, что знала о крысах, но в голове с пугающей назойливостьювсплывало лишь одно: карикатура, которую она увидела пару месяцев назад. На нейзажатая мышеловкой крыса лапками отжимала пружину, словно культурист натренажере, а вокруг стояли аплодирующие коты… Не самое полезное воспоминание,но Альку оно успокоило.

* * *

«Все, все, все пошло не так! Вернувшись в свою комнатушкупод крышей и бросив ненужный мешок с ядами на пол, Крысолов остановился передокном, уперев руки в бок. До чего же он был зол на этих глупцов! «Церковники!»Он произнес это с таким презрением, что, услышь его хоть кто-нибудь из святыхотцов, не миновать бы ему суровой кары. Но его слышала только крыса, сидевшая вкоробке. Крысолов выпустил Ушастого на стол и погладил зверька по спине.