– Милена, – донесся противный, скрипучий голос, – ты с кемлясы точишь?

Женщина вздрогнула. Через двор шел кряжистый, коротконогиймужик с толстой, колонноподобной шеей и длинными, почти до колен, руками.

– Так вот странница позвонила, – недрогнувшим голосом мигомсоврала супруга, – Христа ради побирается у добрых людей.

– Бог подаст, – выплюнул хозяин, – у самих копейка на счету,на паперть встань, нечего по дворам таскаться!

Милена умоляюще глянула на меня:

– Вы ступайте к чайной, там покормят. Я скривилась:

– Спасибо за совет, именно туда и двину.

Ждать пришлось около часа. Уж не знаю, давно ли использовалаМилена это место в качестве «явки», но оно идеально подходило для тех людей,которые желают поболтать, не привлекая ничьего внимания.

Кафе имело два входа, один со стороны шоссе, по которому текплотный поток машин. Цены тут не отпугивали, а пирожки, предлагаемые в качествеосновного блюда, выглядели свежими и аппетитными, поэтому водители в массовомпорядке толпились у стойки. Река посетителей втекала и вытекала, контингент застоликами постоянно менялся, никому не было до меня дела.

Милена появилась из бокового входа. Лицо, повязанное темнымплатком, казалось слишком бледным, губы по цвету слились со щеками, толькоглаза ярко сияли под красиво очерченными бровями.

– Спасибо, – запыхавшись, сказала она.

– И за что же, интересно?

– Не стали при Дементии разговор затевать.

– Честно говоря, мне очень хотелось, остановило только односоображение!

– Какое?

– Муж вас убьет, а мне надо выяснить кое-какие подробности.Например, как долго длилась ваша прелюбодейская связь с Ежи Отрепьевым.Насколько знаю, вы были любовниками? – Я ляпнула эту фразу по наитию, наугад,но неожиданно попала в точку.

Милена со всей силы сжала стакан с чаем. Тонкое стеклотреснуло. Я схватила осколки, быстро бросила их на тарелку и, глядя, как по нимрастекается коричневая лужа, сказала:

– Что вы так нервничаете? Подумаешь, изменили мужу? Да я бына вашем месте давным-давно от него сбежала, очень уж ваш Дементии противный!

– Нельзя мне от мужа уходить, – тихо пояснила Милена, – онотец моих детей.

– Ну и что? Тысячи женщин поднимают ребят в одиночку, затоощущают себя свободными.

– У меня семеро, – напомнила Милена. – Дементии хорошозарабатывает, вот я и терплю, ради деточек.

Я не удержалась и спросила:

– Ну зачем вы столько нарожали, а?

– Вера не позволяет аборт делать.

От негодования я замолчала. Вера! Согласна, религиозномучеловеку жить легче, семья у него прочнее, дети воспитаннее, а трудности онпереносит спокойнее, чем атеист. Но ведь не зря наши предки придумали поговорку«Заставь дурака богу молиться, он лоб расшибет». Конечно, я знаю, что церковькрайне негативно относится к насильственному прерыванию беременности, но ведьбывают такие варианты, когда иного выхода просто не найти. Все эти жуткиеплакаты с лозунгами «нет», напечатанными на изображении хорошенького детскоголичика, развешивают люди, которые никогда не попадали в сложные ситуации. И,кстати, те, кто осуждает бедных женщин, решившихся на малоприятную операцию,совершают богопротивный поступок. Они, уверенные в своей правоте, впадают вгордыню, а это грех.

В нашем дворе во времена моего детства жила АвдотьяФилимоновна, чрезвычайно набожная старуха. Вера ее была агрессивной; милаябабуся, считавшая себя образцом поведения, налетала на всех, кто, по ее мнению,вел себя не так. Будучи женщиной простой, всю жизнь проработавшая уборщицей,она совершенно не скрывала своих религиозных убеждений и регулярно ходила вцерковь. Особенно доставалось от Авдотьи Филимоновны детям в Великий пост. Есликто-то из нас появлялся во дворе с куском хлеба, намазанным маслом, бабусямигом начинала брызгать слюной:

– Вот схватят-то тебя черти после смерти и заставятсковородки горячие языком лизать! Будешь знать, как грешить! С меня примербери, с праведницы.

Чаще всего дети в слезах убегали домой, а родители ничего немогли поделать с Авдотьей Филимоновной.

Представьте теперь мое изумление, когда в Чистый четвергмачеха Раиса, запихивая в кастрюлю луковую шелуху, сообщила:

– Ну у Авдотьи праздника нет.

– Почему? – спросила я.

– Мясо весь пост ела.

– Да ну? Не может быть! Раиса рассмеялась.

– Точно. Помнишь, Авдотья перед Новым годом треснула СережкуСобакина по затылку клюкой за то, что он шоколадку ел?

Я кивнула.

– Так его отец пошел в церковь и попросил батюшку унятьненормальную прихожанку. Знаешь, что поп сделал?

– Отругал, да?

– Нет. Запретил держать пост. Сказал: «Тебя гордыня обуяла».Вот и пришлось противной Авдотье мясо с колбасой жрать на Страстной неделе.Теперь она тихая-претихая ходит!

Решив не обсуждать больше с Миленой вопрос о ее супруге, ябыстро перекинулась на иную тему:

– У вас есть двухлетняя дочь Алиса?

– Нет, – покачала головой Милена, – девочку, которойисполнилось два годика, звать Ирочкой.

– И к вам не привозили Алису? Милена молча смотрела на меня.Я тоже помолчала, потом, понизив голос, продолжила:

– Женщина по имени Маргарита Федоровна. Такая яркая,красивая… Она явно должна была явиться к вам. Ну-ка, вспоминайте! В больницеходили рентген делать?

Милена кивнула.

– Неужели вы не узнали рентгенолога? Жена Дементия тяжеловздохнула:

– Еще бы не узнать. Она меня так отругала, когда я в кабинетне в тапочках вошла. Холодно у нее в подвале, даже летом стужа, а япростудилась, вот и решила поберечься.

Я улыбнулась:

– Да уж, Маргарита Федоровна не слишком церемонилась сбольными. Может, объясните все по порядку? Отчего это Ежи Варфоломеевич всевремя упоминал ваше имя в связи с детьми, которых хотят продать? Одной онобещал Ирочку, другой Алису, но обе вроде ваши «ненужные» дочки…

Милена уставилась тоскливым взглядом в окно, в ее душе,очевидно, шла мучительная борьба: как поступить?