– Ничего из этого, кроме того клинка, не принесло бы имистинной смерти. А я хотел дать им понять, что шутить не собираюсь.

Честно говоря, я лично всегда считала, что пробить кому-тодыру в спине больше мужского кулака – это и значит дать понять серьезностьсвоих намерений. Но многие стражи считали, что пистолеты – низменное оружие.Среди людей они носили их, но почти никогда не применяли в своей среде, кромекак на войне. То, что Дойл вообще прихватил огнестрельное оружие, говорило, чтодело очень серьезно – а может быть, правила переменились, пока меня не было.Если другие стражи тоже носят пистолеты, я об этом узнаю.

Самолет провалился так резко, что даже я ахнула. Дойлзастонал.

– Говори, Мередит!

– О чем?

– О чем хочешь, – сказал он сдавленным голосом.

– Можем поговорить о прошлой ночи, – предложила я.

Он открыл глаза ровно настолько, чтобы глянуть на менясердито, и тут самолет нырнул еще раз. Глаза его зажмурились, и он почтишепотом произнес:

– Расскажи что-нибудь.

– Я плохой рассказчик.

– Мередит, пожалуйста.

Я снова стала Мередит – уже лучше.

– Могу тебе рассказать то, что ты уже знаешь.

– Годится.

– Моим дедом со стороны матери был Уар Свирепый. Помимотого, что он был полной и законченной сволочью, это прозвище ему дали за то,что он произвел на свет трех сыновей, монструозных даже по меркам фейри. Ниодна чистокровная фея после этого не стала бы с ним спать. А ему былопредсказано, что он родит нормальных детей, если найдет женщину фейрийскойкрови, которая добровольно с ним ляжет.

Я всмотрелась в зажмуренные глаза, в пустое лицо Дойла.

– Дальше, пожалуйста, – сказал он.

– Бабка наполовину брауни, наполовину человек. Она, Ба,согласилась с ним спать, потому что более всего хотела быть принятой к БлагомуДвору.

Про себя, потому что это не входило в рассказ, я подумала,что могу ее понять. Она даже лучше меня понимала, каково это – стоять однойногой в одном мире, а другой – в другом.

Самолет выровнялся, но его еще трясло ветром из стороны всторону. Тяжелый полет.

– Тебе еще не надоело?

– Все, что ты рассказываешь, будет потрясающе интереснодо тех пор, пока мы не окажемся на земле.

– А ты знаешь, тебе идет, когда ты боишься.

Он приоткрыл щелочки глаз, глянул сердито и сновазажмурился.

– Дальше, пожалуйста.

– Ба родила двух красивых девочек-близнецов. ПроклятиеУара кончилось, и Ба стала придворной дамой – женой Уара фактически, потому чтородила ему детей. Насколько мне известно, мой дед никогда больше не прикоснулсяк своей "жене". Он был истинно утонченный джентльмен, а Ба была длянего слишком проста теперь, когда он освободился от проклятия.

– Он был мощным воином, – сказал Дойл, не открываяглаз.

– Кто?

– Уар.

– Это правда. Ты, наверное, воевал против него вевропейских войнах.

– Он был весьма достойным противником.

– Ты хочешь повысить мое мнение о нем?

Самолет уже три минуты летел прямо и относительно спокойно.Этого было достаточно, чтобы Дойл открыл глаза полностью.

– У тебя очень желчная интонация.

– Мой дед много лет бил Ба. Он думал, если он ее какследует унизит, она покинет его и Двор, потому что законно он не мог развестисьс ней без ее разрешения. Дать ей отставку он не мог, потому что она родила емудетей.

– Почему она просто от него не ушла?

– Потому что, если бы она перестала быть женой Уара, ееперестали бы принимать при Дворе. И дочерей бы ей тоже ни за что не отдали. Онаосталась проследить, чтобы ее детям ничего не грозило.

– Королева была крайне удивлена, когда твой отец позвалмать твоей матери с вами в изгнание.

– Ба была его домоправительницей. Надзирала за всемхозяйством.

– То есть была служанкой.

Моя очередь настала глядеть сердито:

– Нет, она была... была его правой рукой. Они вместеменя воспитывали эти десять лет.

– Когда ты в последний раз покинула двор, так жепоступила твоя бабка. Открыла гостиницу с пансионом.

– Я видела объявления в журналах. "Гостиница спансионом "У Брауни", где вам сготовит и подаст еду бывшая придворнаядама".

– Ты с ней не говорила с тех пор, как уехала? –спросил он.

– Я не связывалась ни с кем, Дойл, чтобы не подвергатьопасности. Я исчезла. Это значит, что я все бросила позади.

– Были наследственные драгоценности, твои по праву.Королева очень удивлялась, что ты ушла в чем была.

– Все эти фамильные ценности нельзя было продать так,чтобы они не вернулись ко двору.

– У тебя были деньги, которые отец для тебя отложил.

Он смотрел теперь на меня – наверное, хотел понять.

– Я прожила сама по себе три года, чуть больше даже. Иничего ни у кого не брала. Была свободной женщиной, свободной от обязательстваперед кем угодно из рода фейри.

– А это значит, что ты можешь потребовать прав девы,вернувшись ко двору.

– Именно так, – кивнула я.

Девой в древнем кельтском идеале называлась женщина, втечение некоторого периода времени живущая своими средствами и никому ничем необязанная. Три года – таков был минимум, чтобы претендовать на эти права. Бытьдевой – это значило быть вне всех вендетт и распрей. Меня нельзя было бызаставить принять чью-то сторону в каком бы то ни было вопросе, потому что я встороне. Это был некоторый способ быть при Дворе, но не принадлежать Двору.

– Очень хорошо, принцесса. Очень хорошо. Ты знаешьзакон и знаешь, как обратить его к своей выгоде. Ты так же мудра, как иучтива, – истинное чудо для королевской крови Неблагого Двора.

– Статус девы позволил мне забронировать гостиницу, нерискуя навлечь на себя гнев королевы.

– Она была в недоумении по поводу того, почему ты непожелала остановиться при Дворе. Ведь ты же хочешь к нам вернуться?

Я кивнула.

– Да, но хочу побыть чуть поодаль, пока не разберусь,насколько мне при Дворе опасно.

– Мало кто рискнул бы навлечь на себя гневкоролевы, – сказал он.

Я посмотрела на него, ему в глаза, чтобы видеть, как онотреагирует на следующие мои слова:

– Принц Кел вполне рискнул бы ее гневом, потому чтоникогда не был серьезно наказан ни за один свой поступок. – Глаза Дойлаприщурились, когда я назвала имя Кела, но и только. Если бы я не высматривала,то никакой бы реакции вообще не заметила. – Кел – ее единственный наследник,Дойл, и она его не убьет. Он это знает.