— Растениями? — Кэти прищурилась. Она перестала тревожиться,развеселившись. — Я даже и не подумала о цветах. Я подарю тебе цветы в качествесвадебного подарка, — быстро решила она.

— А ты подаришь мне детей? — спросил он с невозмутимымлицом.

— В качестве свадебного подарка? — усмехнулась Кэти. — Нет,конечно. Подумай о сплетнях!

Рамон перевел взгляд от ее пылающих румянцем щек к пустойбутылке, стоявшей около той, которую он только что откупорил.

— И сколько ты выпила?

— Чуть больше половины, — гордо объявила она. — Остальное —Габриэла.

Казалось, что Рамон хотел встряхнуть ее. Вместо этого онподошел к широкому окну в углу кухни. Посмотрев на бокал, он медленно выпилвино, а затем уставился в окно:

— Почему ты хочешь стать моей женой, Кэти? Кэти заметиланапряжение в его лице и безрассудно попыталась развеселить его.

— Потому что ты высокий, темный и красивый! — поддразнилаона его.

Он улыбнулся ей недолгой кривой ухмылкой, в которой не былоникакого веселья. — Почему еще ты хочешь стать моей женой?

— Ну, по тем обычным причинам, по которым люди теперьженятся, — пошутила она. — Мы любим одинаковые картины, мы…

— Перестань играть со мной! — попросил он. — Я спросил тебя,почему ты хочешь стать моей женой!

Кэти охватила паника, ее сердце отчаянно заколотилось.

— Я… — Она попыталась сказать и не смогла. Она знала, чтоРамон хочет, чтобы она сказала, что любит его, и что он хочет услышать, как онадает окончательное и безвозвратное обязательство стать его женой. Кэти не могласказать ни того, ни другого. Она лишь смотрела на него в безмолвном отчаянии.

В напряженной тишине она почувствовала, как Рамон мысленноотодвинулся от нее, а когда он заговорил, в его голосе прозвучали нотки твердойпечальной решимости:

— Мы больше никогда не будем говорить об этом. В тяжеломмолчании они вернулись к Габриэле. Кэти пыталась оправдать себя вином, котороевыпила, но с каждым шагом у нее появлялись все более и более тяжелыепредчувствия. Вместо того чтобы остаться на ужин, Рамон остановился околодвери, прикоснулся губами к ее виску и сказал:

— Спокойной ночи.

В этом был зловещий намек. Это прозвучало скорее как«прощай», а не как «спокойной ночи».

— Ты не собираешься зайти до работы, чтобы увидеть меня?

Он повернулся и взглянул на нее. На его лице застыловыражение, которое невозможно было прочитать.

— Я завтра не работаю.

— Тогда, может быть, я увижу тебя после встречи с падреГрегорио? Это то, что я собираюсь сделать завтра в первую очередь. А потом япойду домой, чтобы все доделать.

— Я найду тебя, — сказал он.

— Рамон, — продолжала она, боясь отпустить его в такомсостоянии, — мне кажется, ты не особенно доволен нашим домом. Он тебе непонравился?

— Приношу глубокие извинения, — вежливо ответил он. — Тыпроделала потрясающую работу. Он отлично подходит мне.

Хотя он не сделал ударения на слове «мне», Кэти отметила,что он не использовал слова «нам». Она не знала, что сказать, когда оннаходился в таком сдержанно-учтивом состоянии.

Она открыла дверь:

— Тогда спокойной ночи.

Рамон смотрел на закрывшуюся за ней дверь, пока горечь иболь не стали невыносимыми.

Он в течение нескольких часов бродил, размышляя о двухпрошедших днях. Два дня он ждал, когда она скажет, что любит его. Онподдразнивал ее, хохотал вместе с ней и заставлял стонать от желания в своихобъятиях, но даже в наиболее страстные моменты она не отвечала на егопризнания. Она целовала или улыбалась, успокаивая его как малыша, но так и непроизнесла этих слов.

Луна была высоко в небе, когда Рамон вернулся в свою комнатув доме Рафаэля. Он просил ее о честности, и она была честной. Она отказываласьговорить о чувствах, которых не испытывала. Все очень просто.

Боже мой! Как она может не любить его, когда он любит ее таксильно!

Перед ним заплясал образ Кэти: Кэти легкой грациознойпоходкой спешит на холм навстречу ему, и ветерок треплет ее великолепныеволосы; Кэти смотрит на него, и ее глубокие голубые глаза искрятся от смеха илитемнеют от огорчения, потому что он выглядит усталым.

Рамон закрыл глаза, пытаясь отсрочить момент, когда емупридется принять решение, но это не помогло. Решение уже было принято. Онсобирается отправить ее домой. Он отправит ее домой завтра. Нет, не завтра,послезавтра. Он удержит ее рядом с собой еще на один день и еще на одну ночь.Только на одну.

Еще один день он будет смотреть, как она ходит по дому,населяя для него комнаты своими образами… И потом без конца вспоминать ее,когда ее уже здесь не будет. Еще на одну ночь, чтобы заняться с ней любовью вспальне, которую она украсила для него, чтобы приникнуть к ней своимизголодавшимся телом и раствориться… Он заполнит эту ночь всеми утонченнымиудовольствиями, которые мужчина может дать женщине, заставит ее стонать отнаслаждения, плакать от восторга и будет доводить ее снова и снова дотрепетного экстаза.

Еще один день и еще одна ночь, чтобы накопить воспоминаний,которые, возможно, принесут ему больше мучений, чем радости. Но это уже небудет иметь значения. Потому что у него будут они — воспоминания.

А потом он отправит ее домой. Она наконец-то успокоится,теперь он понимал это. Он всегда знал об этом. Хотя она ответила согласием, новнутренне она никогда не хотела стать его женой. Если бы она хотела, она несделала бы свой будущий дом красивым холостяцким пристанищем, в котором нетдаже ее тени.

Когда на следующий день экономка провела Кэти в кабинет,падре Грегорио приветствовал ее с вежливой сдержанностью. Он подождал, пока онасядет, а затем занял место за столом.

Кэти насторожило его спокойствие.

— Рамон сказал, что вы считаете, что мне не хватаеткротости, послушания и уважения к власти.

— Да, я это сказал. — Он откинулся в кресле. — Вы несогласны?

Кэти медленно повела головой, и улыбка коснулась ее губ.

— Не совсем. Фактически я сочла это за комплимент. — Так каквыражение его лица не изменилось, она, поколебавшись, добавила:

— Очевидно, вы так не считаете. Вы сказали Рамону, что этоявляется причиной, по которой вы не хотите венчать нас.