В этом альбоме было все, включая начало конца. Средирассказов о корпорации, терпящей финансовый крах в Иране, были и фотографиинаполовину недостроенных небоскребов в Чикаго и Сент-Луисе.

Кэти закрыла альбом и обвила его руками, прижимая к сердцу.Она терлась щекой о его крышку, а ее тело сотрясалось от рыданий.

— О, дорогой, почему ты не рассказал мне? — судорожновсхлипывала она.

Гарсия отнес последние два чемодана в «роллс», и Кэтиповернулась к Габриэле, которая уныло стояла в гостиной.

— Мне так жаль, — прошептала Габриэла, когда Кэтипопрощалась с ней, — мне так жаль.

Эдуарде шагнул вперед и холодно протянул руку.

— Счастливого полета, — сказал он, и его голос был еще болееотчужденным, чем когда-либо.

Гарсия открыл дверцу «роллса», и Кэти села. Она взглянула нароскошный, обшитый белой кожей салон, который однажды поразил ее. Конечно же,это была машина Рамона, осознала Кэти с внезапной болью. Неудивительно, что онвыглядел таким мрачным, когда она пришла от нее в восторг: он терял эту машину.Он потерял все, даже ее.

Обнаружив, что Гарсия до сих пор не закрыл дверцу, Кэтиподняла на него глаза. Он полез в карман своей черной униформы и вытащилбанковский чек. Кэти уставилась на чек в немом горе. Он был на три с половинойтысячи долларов, на пять сотен больше, чем она потратила. Очевидно, Рамон неповерил ей даже тогда, когда она сказала правду.

Кэти почувствовала себя больной. То, в чем она себяупрекала, не было ее виной! Если бы Рамон не пытался выдавать себя за обычногофермера, она не была бы такой подозрительной и не боялась бы выйти за негозамуж. Она бы не чувствовала себя обязанной оплачивать половину покупок. Тогданичего бы не произошло. Но это случилось. Она опозорила и унизила его, и теперьон отправляет ее домой.

«Отправляет меня назад», — подумала она, когда машина плавнотронулась с места. Что с ней случилось, что она позволила Рамону отослать ее?

Еще не пришло время, чтобы становиться послушной. Но Кэтизадрожала от ужаса, вспомнив ярость, застывшую на его лице, убийственный гнев вкаждом отчетливо произносимом слове. Его угрозу: «Солжешь еще один раз, и ясделаю так, что твой первый муж покажется тебе святым». Этого ему лучше было неговорить!

Кэти прикусила губу, отчаянно пытаясь найти в себе хотькакое-нибудь мужество, чтобы попросить старого шофера отвезти ее к Рамону иобъясниться с ним. Она обязана поехать к нему. Она без конца повторяла себе,что Рамон не стал бы делать того, что сделал с ней Дэвид. Рамон не знал, какнапугал ее, когда сказал эти слова. В любом случае она не собирается лгать ему,так что у него не будет причины.

Из этого ничего не выйдет, осознала Кэти. Она не моглаостаться с его яростью наедине. Подсознательно или нет, она безумно бояласьфизической расправы.

Ей был необходим кто-то, кто пошел бы с ней к нему. Но ейнеоткуда ждать помощи. К тому же уже слишком поздно. Рамон ненавидит ее за то,что она сделала. Нет, он любил ее. А если он любил, то не смог разлюбить такбыстро и просто.

«Он должен выслушать меня», — лихорадочно подумала Кэти,когда темно-бордовый «роллс» плавно остановился, пропуская группу туристов,переходящих через улицу. «Боже мой, кто-то должен заставить его выслушатьменя!» Как раз в это время Кэти увидела, как падре Грегорио идет через сквер отсвоего маленького домика к церкви. Его темная сутана развевалась от легкоговетерка. Он взглянул прямо на машину, увидел ее лицо через окно и медленноотвернулся. Падре Грегорио никогда не поможет ей… Или?

«Роллс» уже тронулся с места. Кэти никак не могла найтикнопку, чтобы открыть перегородку. Она постучала в нее и позвала:

— Остановитесь! Parese!

Но только по тому, как сузились глаза Гарсии в зеркалезаднего вида, она поняла, что он услышал ее. Очевидно, Рамон дал ему приказпосадить ее на самолет, и именно это он и собирался сделать. Кэти попыталасьоткрыть дверь, но она была заблокирована.

В полном отчаянии она прикрыла рот рукой и закричала:

— Пожалуйста, остановитесь, меня сейчас стошнит. Этосработало! Гарсия мгновенно остановил машину, открыл дверь и помог ей выйти.

Кэти оттолкнула руку изумленного старика.

— Мне уже намного лучше! — крикнула она и побежала черезплощадь прямо в церковь к человеку, который однажды предлагал ей свою помощь.

Она метнула взгляд через плечо, но Гарсия ждал около машины,думая, очевидно, что ее охватило сильное религиозное чувство.

На верхней ступеньке Кэти замешкалась: падре Грегорио неиспытывал к ней ничего, кроме презрения. Он никогда не станет помогать ей. Онрешительно велел ей возвращаться в Штаты. Она заставила себя рывком открытьтяжелую дубовую дверь и вошла в холодную, освещенную лишь свечами темноту. Онабегло осмотрела алтарь и небольшие украшенные ниши, где в маленьких красныхсветильниках мерцали свечи, но священника там не было. А потом она увидела его.Он не был занят чем-то, как она предполагала, а просто одиноко сидел на второйскамье. Его седая голова была наклонена, плечи опущены, то ли в отчаянии, то лив благоговейной молитве.

Она тяжело вздохнула, остатки мужества покинули ее. Онникогда не поможет ей. Падре Грегорио не любил ее так же, как и Эдуарде, и нато были причины. Повернувшись, Кэти пошла назад по проходу.

— Сеньорита! — Резкий, властный голос падре Грегориопросвистел как кнут, заставив се содрогнуться всем телом.

Кэти медленно повернулась и взглянула ему в лицо. Он стоял вцентре прохода, глядя на нее более сурово, чем когда-либо.

Кэти с трудом проглотила ком, застрявший в горле, ипопыталась набрать воздуха в грудь.

— Падре Грегорио, — сказала она нервным, умоляющим голосом,— я знаю, что вы думаете обо мне, и не виню вас. Но до вчерашнего вечера я непонимала, почему для Рамона было так унизительно позволить мне платить за вещи,особенно в деревенском магазине. Вчера, когда Рамон обнаружил, что я наделала,он пришел в ярость. За свою жизнь я никогда, никогда не видела человека в такойярости. — Ее голос упал до задыхающегося шепота:

— Он отправляет меня назад домой.

Она посмотрела на его строгое лицо в надежде обнаружить хотькакой-нибудь признак понимания или сочувствия, но он смотрел на нееприщуренными пронзительными глазами.

— Я не хочу уезжать, — всхлипнула она. Она подняла руку вбеспомощном, умоляющем жесте, и, к ее полному ужасу, слезы брызнули из глаз ипотекли по щекам. Слишком униженная, чтобы смотреть на священника, Кэтибезуспешно пыталась остановить их.