* * *

Накануне, в субботу, Настя сладостно мечтала о том, какбудет завтра спать до полного изнеможения. То есть часов до десяти, а еслиповезет, то и до одиннадцати. Она все еще не нашла в себе сил поговорить сАлексеем, дни, проведенные без мужа, шли один за другим, чувство неловкости истыда за свое поведение как-то ослабевало, словно так и должно быть: она живетодна, а Лешка где-то там, в Подмосковье, в Жуковском. Так лучше. Так привычнее.Иногда даже закрадывалась трусливая мысль оставить все как есть и ничего неменять, не говорить с Лешей, не извиняться и ничего не объяснять. Если в концеконцов он из-за этого разведется с ней – что ж, так тому и быть. Она от природыне приспособлена для семейной жизни. А работа в уголовном розыске, в своюочередь, тоже нормальным семейным отношениям противопоказана.

Но мечтам, как водится, сбыться не удалось. Около половиныодиннадцатого вечера в субботу позвонил генерал Заточный.

– Как насчет Готовчица? – спросил он. – Вам естьчто рассказать мне?

– Немного, – призналась Настя. – Только личныевпечатления.

– А большего я и не прошу, – усмехнулся Иван Алексеевич. –Все остальное я в состоянии узнать и без вас. Встретимся завтра.

Он не спрашивал и не просил, он приказывал. «И почему я всеэто терплю от него?» – не переставала удивляться Настя. В самом деле, никто,даже любимый муж не мог вот так запросто заставить ее встать в воскресенье вшесть утра. А Заточному достаточно было просто сказать: встретимся завтра. Онамогла скрипеть зубами от злости, могла жалобно просить его назначить встречу нена семь утра, а хотя бы на девять (и, разумеется, получить отказ, ибо генералЗаточный своих привычек не менял), могла проклинать все на свете, но тем неменее вставала ни свет ни заря и шла в Измайловский парк.

Ночь с субботы на воскресенье Настя провела в целомспокойно, но как-то бестолково. Вроде и не нервничала, но и отдохнуть какследует не сумела. Перед сном залезла в горячий душ, чтобы согреться ирасслабиться, проветрила комнату, приняла три таблетки валерьянки и улеглась вчистую свежую постель. Подгребла под себя обе подушки, закуталась в теплоеодеяло, свернулась в клубочек и тут же поймала себя на том, что лежит попривычке на самом краю дивана, хотя она одна и места более чем достаточно. Судовольствием переместившись подальше от края, она вместо того, чтобы засыпать,стала ни с того ни с сего перечислять по пунктам все положительные иотрицательные стороны отсутствия мужа. Главным отрицательным фактом было то,что Алексей обижен и потому не хочет больше с ней жить. Конечно, это ее вина,только ее, так нельзя себя вести. Что бы ни случилось, людей обижать нельзя,если они этого не заслужили. Настя изо всех сил напряглась, но больше ни одногоотрицательного момента найти не смогла, и это привело ее в ужас. Она одна вквартире, можно молчать и ни с кем не разговаривать. Разве не этого она хотела,когда мысленно умоляла мужа замолчать? Этого. Вот и получила. Не нужнооправдываться и извиняться за то, что вовремя не позвонила и не предупредила,что задержится. Не нужно заставлять себя съедать приготовленный Лешкой ужин,когда есть совсем не хочется и кусок в горло не лезет. Куда ни кинь – однисплошные плюсы. Идиотка, и зачем она дала себя уговорить и вышла за него замуж?Не надо было этого делать.

Она раздраженно повернулась на другой бок, почувствоваланепривычно большое пространство рядом и с досадой подумала: «И спать одной кудакак приятнее. Места много. А то Лешка вечно меня в стенку вжимает. Интересно,на кого это я так разозлилась? На себя, не иначе. Больше-то все равно не накого».

Заснув с этой мыслью, она через некоторое время проснулась иудивилась сама себе. Как это только один отрицательный момент? Да не можеттакого быть. Наверное, она просто устала, неделя была тяжелая, как всегда последлинных праздников, поэтому голова работает плохо, вот и насчитала невестьчего. Надо продумать все сначала, и наверняка окажется, что акценты должны бытьрасставлены совсем не так.

Она улыбнулась в темноте и снова принялась перечислять плюсыи минусы отсутствия Алексея. Результат ее огорчил донельзя, ибо получился темже самым. «Я еще мало отдохнула, – расстроенно подумала Настя, – вголове сплошная каша из каких-то полубредовых идей. Еще немножко посплю, потомповторю попытку».

Но и третья попытка ни к чему новому не привела. Так ночь ипрошла: час-полтора сна, потом подведение баланса плюсов и минусов, снованедолгий сон – и так далее. Встав в шесть утра, Настя с неудовольствием оцениламинувшую ночь как малопродуктивную. И отдохнуть толком не сумела, и никакихпригодных к использованию мыслей не появилось. Подавленная и унылая, она пришлав Измайловский парк на встречу с генералом Заточным.

Иван Алексеевич появился в сопровождении Максима. Несмотряна то, что оба они были одеты в одинаковые красные спортивные костюмы, их дажеиздалека нельзя было принять за отца и сына. Настю каждый раз поражало ихабсолютное несходство. Худощавый невысокий генерал с желтыми тигриными глазамии солнечной улыбкой, и крепкий широкоплечий Максим, совсем недавно избавившийсяот лишнего веса и еще год назад бывший пухлым и неуклюжим, кареглазый, ужасносерьезный и скупой на проявления приветливости.

– Здрасьте, теть Насть, – буркнул Максим, который, каки сама Настя, был классической «совой», вставать рано не любил, но справлятьсяс возникающим по этому поводу раздражением, в отличие от Насти, пока еще ненаучился.

– Что это? – удивилась она. – Опять тренировки?

– Опять, – кивнул генерал. – Максим начал терятьформу. В прошлом году перед вступительными экзаменами он занимался ежедневно, атеперь поступил в институт, разленился, решил, что все самое страшное позади иможно валять дурака. Вчера я предложил ему поотжиматься, и результат меня непорадовал. Он свалился после двадцати пяти отжиманий. Ну куда это годится?

– А вы сами-то сколько раз отжались? – поинтересоваласьНастя.

– А я, Анастасия, делаю это каждый день по триста раз.Поэтому мне стыдно за своего сына. Я с себя вины не снимаю, не надо былоупускать, но главное – вовремя спохватиться. Максим, начинай заниматься, а мы сАнастасией побродим вокруг тебя.

Юноша безысходно махнул рукой, сделал глубокий вдох итрусцой побежал в глубь аллеи.

– Вы жестоки, Иван Алексеевич, – покачала головойНастя. – Вы в восемнадцать лет тоже, наверное, едва-едва двадцать пять разотжимались.

– И десяти не вытягивал, – рассмеялся генерал. – Яв детстве был самым маленьким и худеньким, меня вечно соседские мальчишкиколотили, бутерброды отбирали, деньги, которые родители на кино и на мороженоедавали. А когда мне было восемнадцать, культа физической формы не было. Этобыла середина шестидесятых, тогда, чтобы считаться современным и модным, нужнобыло знать много стихов и бардовских песен, ходить в походы, петь под гитару укостра, ездить в Питер на белые ночи и хотеть быть геологом. Вы этого непомните, вам тогда лет пять-шесть было, верно?