Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она заставила себя выдавить улыбку, ненавидя за фальшь,проворковала:
— Какая прелестная морская звезда!.. Смотрите, у неетакие красивые лучи…
Он оглянулся, помедлил, махнул рукой. Голос ворвался в еечереп раздосадованный, словно у человека, который потерпел поражение, несмотряна все усилия:
— Ладно, Виктория, я вижу, что у нас пошли объясненияслепого глухому. Вы в таком же восторге от этих красот, что и я. Я, дурак,рассказываю про эти руины, а вы поддакиваете, вежливость, понимаешь.
Она призналась честно:
— Олег, это не вежливость, а заискивание!..
— Почему? — спросил он тупо. Она сказала чуточкурассерженно:
— Вы в самом деле настолько, настолько… когда касаетсячеловеческих чувств? Я вас боюсь, но отчаянно стараюсь понравиться, чтобы идальше использовали меня как морскую свинку. Или как дрозофилу. Теперь понятно?
Он остановился с глыбой мрамора в руках, что должна бывдавить его в песчаное морское дно целиком, но обломок казался невесомым, аОлег стоит как будто на металлической плите. Вид у него обескураженный,замедленно оттолкнул глыбу, словно футболист, выбрасывающий обеими руками мячиз-за кромки поля, глыба поплыла по дуге вверх и в сторону, а он шагнул кВиктории. Снова она не заметила в нем ни малейших признаков того, что он подводой, разве что волосы развеваются красиво, сейчас на глубине темные, авообще-то, подумала она безотчетно, это красиво, словно горит костер в ночи,уже не оранжевый, а почти багровый…
— Ладно, — сказал он, — небольшой круг надруинами, и наверх.
Ей показалось, что за пояс ее захватила лапа подъемногокрана, в следующее мгновение дно рванулось и понеслось, убегая за спину, а онимчались на высоте метров пяти, вода стала плотной, как бетон, но лишь на миг,тут же Виктории почудилось, что вокруг нее образовался водяной пузырь, давлениеисчезло, осталось только ощущение скорости.
Внизу, подсвеченные мощным фонарем, из полутьмы выныривалируины. Вряд ли это вся Атлантида, слишком небольшое местечко, но город когда-тобыл большой, богатый, красивый. Олег показывал на обломки мраморных плит,Виктория поддакивала, что да, очень интересно, неужели правда, ах как красиво,но череп долбила завистливая мысль: ну как, как он под водой без всякихаквалангов, искусственных жабр, компенсационных баллонов, фильтров? Какаявсе-таки это ерунда, развалины, кому они нужны, все это прошлое, а вот безакваланга в воду — будущее!
Олег чему-то засмеялся, хоть и невесело, пузырь исчез, ониостановились, Олег сказал на радиоволне:
— Поднимемся, что-то мне не нравится эта шхуна…
— Какая шхуна?
— Да почти над нами.
Они поднимались быстро, но не быстрее пузырьков воздуха изаппарата Виктории, чтобы не повредить ей легкие, ласты на ногах стали совсемтяжелыми, все старалась держаться с Олегом, а то и опередить, не желая показатьунизительную женскую слабость, хотя, если честно, какой чемпион мира смог бы сним соревноваться, глупо, но она изо всех сил двигала ногами, вода быстросветлела, появились краски, а высоко вверху появилось темное продолговатоепятно.
Олег вынырнул метрах в двух от шхуны, обычная рыбацкая,разве что загаженная настолько, будто выплыла из Средневековья, когда не зналибытовых служб, не мылись всю жизнь, а помои и нечистоты выливали из окон наулицу. Отвратительный запах достиг ноздрей, а едва вскарабкались на борт,шибанул с такой силой, что Виктория ощутила дурноту.
Грязная палуба покрыта рыбьей чешуей и внутренностями,отрезанными головами, кое-где рыбины забились в щели и вяло трепыхаются,засыпая. Виктория по останкам узнала два вида рыб, занесенных в Красную книгу,ловить запрещено, а Олег поднял одну такую, она слабо шевельнула хвостом в еголадони, бросил за борт.
Из носовой кабины поднимается тошнотворная струя запахаподгорелого масла, уже много раз использованного, и жареной рыбы. Донессяпьяный смех. Олег крикнул громко:
— Эй, есть кто-нибудь?..
Смех раздался громче, внизу с визгом распахнулась дверь,вышел очень худой подросток, грудь впалая, ребра торчат под кожей, но животвыпирает, как у беременной бабы. Одной рукой придерживался за косяк, в другойбутылка виски, уставился в непрошеных гостей и спросил хриплым пьяным голосом,перемежая речь грязным матом:
— Какого… и кто… это наш катер… и чо?
Олег смолчал, уступая инициативу Виктории, она вскрикнула свозмущением:
— Вы ловите рыбу, которой почти не осталось на планете!Это запрещено!..
Она прервалась, снизу донесся тихий жалобный плач,безнадежный, детский. Олег насторожился, в плаче чувствуется сильнейшаяусталость, словно силы уже на исходе. Виктория женским чутьем тоже поняла,спросила резко:
— На этом судне есть взрослые? Подросток ответил нагло:
— А ты чо… тебе больше всех надо… сука…
Олег шагнул вперед, хлестнула пощечина. Из разбитых губ парнябрызнула кровь.
— Мы не полиция, — предупредил Олег. —Зачитывать права не будем. Не понравишься, сразу за борт. С камнем на шее,понял?
Парень вздрогнул, вытер кровь тыльной стороной ладони,ответил пугливо, чуточку протрезвев:
— Есть отец… Но он ужрался, там внизу спит. А мы ссеструхой поймали рыбки… сейчас жарим и… сами жаримся.
Виктория переспросила:
— Жаримся? Как это?
Олег пояснил с каменным лицом:
— Трахаются. Так говорят в этом регионе.
Она поморщилась только на миг, спросила резко: — Кто плачет?
Парень заколебался, Олег выразительно сжал пальцы в кулак, ипарень сказал быстро:
— Младшая сестренка.
— Что с нею?
— Болеет, — ответил он неохотно.
Виктория спросила:
— Чем?
Он сдвинул плечами.
— А кто знает? Болеет, и все. Нас было девять, я старший…шестеро умерли.
Виктория, не говоря ни слова, быстро спустилась вниз.Парень, уже не страшась Олега, хоть тот и разбил ему рот, поспешно поднес кгубам бутылку виски, жадно припал к горлышку. Огромный кадык несколько раздернулся, послышалось бульканье. Оторвавшись с немалым облегчением, жестомпредложил приложиться Олегу, тот с непроницаемым видом покачал головой. Похоже,принимает Викторию за знатную даму, а Олега за телохранителя, хорошо, пусть таки будет.
Через несколько минут Виктория поднялась на палубу, держа вруках ребенка лет пяти, девочку, жалобную, исхудавшую. Такими по телевидениюпоказывали умирающих от истощения ангольских беженцев. Руки и ноги кажутсятонкими палочками, коленные и локтевые суставы непомерно вздуты, как утолщенияна стеблях бамбука, ребра выпирают, все тело покрыто отвратительной краснойсыпью, а на лице еще и язвы. К гноящимся глазам то и дело пристраиваются мухи,Виктория отмахивалась от них с раздражением и злостью.