— Она умирает! — вскрикнула она обвиняюще. —Там в каюте спит пьяный боров, синий от перепоя… Ребенок охрип от крика!..Сестра тоже пьяная настолько, что ничего не видит, не понимает… Олег, этоужасно, ей не больше десяти!

Олег буркнул:

— А у этой какая-то сыпь. Не заразись.

Девочка плакала все тише, вся красная, покрыта волдырями,губы полопались от жара, в темных струпиках засохшей крови. Викторияповернулась к парню, тот с философским видом, раз уж не может прогнатьнезнакомцев, снова приложился к бутылке и тянул крепчайшее виски, как теленоксосал бы сладкое молоко.

Как вы можете! — закричала Виктория. — Девочкаможет умереть!

— Не умрет, — равнодушно ответил подросток. —Она уже неделю так… Было хуже.

— Еще хуже?

Едва ворочая языком, он подтвердил:

— Она… была… синяя, хи-хи!.. Как член девственника.Виктория задохнулась от возмущения, оглянулась на

Олега, потребовала:

— Мы должны немедленно доставить ее в больницу! Онподумал, посмотрел на солнце:

— Как? Их корыто не доползет к берегу и до утра.

— На твоей яхте, — сказала она решительно,незаметно перейдя на. — У ребенка, полагаю, временное улучшение… если этоулучшение. Возможно, у нее уже нет сил бороться. Потому и не кричит, а толькоплачет.

Он поморщился, оглядел загаженную шхуну. Из раскрытой двери,откуда Виктория вынесла девочку, удушливый смрад грязных тряпок, остатковразлагающейся еды, роем вылетают толстые жирные мухи, все блестяще-зеленые, какжуки-бронзовки, настоящие мухи-падальщицы, помойные мухи, мухи городскихсвалок.

— А не проще ли, — предположил оннерешительно, — затопить это все здесь?

— Олег!

— А что? — удивился он. — Вот сейчас сделаемдыру в днище, это одна секунда, все это дерьмо опустится на дно, рыбы будутрады. Кому-то корм, кому-то каюты для жилья.

Парень дернулся, но смолчал, Виктория вскричала возмущенно:

— Ты что? Ты всерьез? Ах да, ты же никогда не шутишь!..Олег, это маленький ребенок, ему нельзя дать умереть!

— Из нее вырастет гений? — спросил Олегсаркастически. — Вряд ли. Да и зачем нам эти гении, скоро начнем воспроизводитьих сами. Первый ассемблер уже заканчивают, через пару дней начнет готовить двекопии… Виктория, что с тобой?

Она огрызнулась, прижимая ребенка к груди:

— Олег, они все наши! И даже те двое, перепившиеся так,что плавают в собственной блевотине. Олег!

Он пожал плечами.

— Да я что, я ничего. Я вообще-то готов отвечать, нокак-то подразумевалось, что будем отвечать за достойных, а не всякую… словом,всякое.

— Я не собираюсь всех их тянуть в светлое будущеезачеловечества, — огрызнулась она. — Но достойное существование в ихсобственном мире можем им обеспечить, помочь… Мы везем этого ребенка к врачамили нет?

Он шагнул наконец ближе, всмотрелся в девочку.

— Парень прав, — сказал он громко. — Она ужепочти выздоровела. Разве не видишь?

Виктория ахнула, девочка на ее руках заметно потяжелела,краснота ушла, сыпь и волдыри исчезли, как и гной из глазных впадин. На неевзглянули чистые детские глаза, а сама девочка озадаченно умолкла, не понимаяперемен в организме.

— Оставь, — посоветовал Олег. — Сейчас мыничего не можем сделать. Оставь.

Она послушно опустила ребенка прямо на палубу. Девочкаухватилась за канат, чтобы не упасть, тонкие ножки едва держали исхудавшеетельце. Олег погрозил пальцем парню, кивнул Виктории в сторону борта. Онапослушно перевалилась через край, послышался сильный плеск. Олег прыгнулследом, догнал, ухватил и понесся, разрезая воду, как большая акула. Правда,любая акула позавидовала бы его скорости.

Виктория озадаченно молчала всю дорогу, даже не спросила,как это они с такой скоростью, непонятного и так слишком много. Впереди блеснулметаллом белоснежный борт яхты, Олег лихо сделал полукруг, подвел Викторию ктрапу, а когда она вскарабкалась, он уже галантно подал ей руку сверху. Мрак впозе скучающего плейбоя возлежит в кресле, Тигги танцует перед ним папуасскийтанец, украсив голову и тело гирляндами цветов.

— Как успехи? — спросил он и, не дожидаясь ответа,добавил грозно: — А где рыба? Рыба, спрашиваю, где?

Виктория сказала: — Какие вы разные!

— А что? — удивился Мрак. — О чем еще должендумать мужчина, попадая в лес, в поле или на море? О добыче, только о добыче!

Тигги спросила капризно:

— Какую тебе еще добычу? А я кто?

— Ах ты ж моя перепелочка, — сказал Мракнежно. — Ты права, золотце. Еще как права…

Виктория сняла тяжелые баллоны, Тигги бросилась помогатьосвободиться от снаряжения, потом вместе унесли вниз. Мрак хитро смотрел наОлега.

— Вот уж не поверю, — сказал он, — что тыпотащил ее любоваться морскими звездами.

— Ты прав, — признался Олег. — Ты прав,волчара. Но все равно ничего сказать не могу, в голове перемешалось. Одно времяВиктория как будто бы доказывала, что она безжалостна к вымирающему видучеловеков! Но сейчас… нет, даже не берусь делать выводы.

Мрак с ленцой наблюдал за его метаниями, проговорилнеспешно:

— Олег, а если этот нравственный закон, о котором тытак печешься, всобачен вовсе не в биологическое наше?

— А во что же?

— А, скажем, в интеллект… Олег отмахнулся враздражении.

— Интеллект как раз и подсказывает рациональностьочищения планеты от всего лишнего, мешающего. А эти тупые двуногие мешаютбольше всего! Даже не обязательно эти спивающиеся неудачники, а вообще те, ктоне стремится побыстрее избавиться от животных тел.

— Не обязательно, — возразил Мрак. — Нам жене приходило в голову стереть с лица планеты всех людей? Оставив, ессно, парумиллионов баб покрасивее и помоложе? Даже когда мы были тоже… не в животном,как ты гадко говоришь, облике.

— Мы — другое дело!

— Конечно-конечно, — охотно согласилсяМрак. — Мы — орлы. И все-таки стоит допустить, что мы, поднимаясь полесенке, все больше открываем… или познаем грани Великого Замысла. Или на нас,если хочешь, сильнее действует некое вселенское поле, которое не действует накамни, почти не действует на амеб, слабо действует на кроманьонцев и ужедовольно сильно влияет на развитых человеков.

Олег поморщился, спросил саркастически:

— То есть этот нравственный закон милосердия вроде бынекоего генетического кода Вселенной?

— Ну, не генетический, а вроде нисходящей благодати, —ответил Мрак чересчур серьезно. — Если сверху, то нисходящей, а если Это всередке, то расходящейся, вроде сияния. Амебы и жабы не понимают, а вот мы…