Несколько минут она решала, не стоит ли возбудить в немзащитные инстинкты — те самые, что заставили его перевернуть небо и землю,чтобы помочь ей. Может, стоит сказать честно: «Мэтт, я знаю, что ты не хочешьранить меня, поэтому уходи, пожалуйста.

У меня впереди своя жизнь, планы на будущее, и не нужностановиться мне поперек дороги. Я ничего для тебя не значу, совсем ничего.Просто очередное завоевание, еще одна победа, мимолетное увлечение…»

Да, она может так сказать, но это будет простой тратойвремени. Мередит уже объясняла Мэтту нечто подобное, но другими словами. Оннамеревался бороться до конца и выйти победителем и делал это по причинам,ясным лишь ему одному.

Подняв голову, Мередит уставилась в огонь, вспоминая егослова: «Я подарю тебе рай на золотом блюде. У нас будет семья, дети… Я бы хотелшестерых, но соглашусь и на одного…»

Если она признается, что не может иметь детей, Мэтт скореевсего откажется от своих планов. Но едва Мередит поняла, что такое вполневозможно, сердце сжалось такой тоской, что казалось, вот-вот остановится, иМередит неожиданно разозлилась на него и на себя.

— Будь ты проклят! — воскликнула она вслух. — Будь проклятза то, что вновь заставил меня почувствовать себя уязвимой!

Он вовсе не желает никакой семьи, вероятно, его влечетновизна, стремление добиться своего и заставить ее жить с ним. Но в постели онанадоест ему через несколько дней. Мэтт слишком чувственный по натуре человек,он спал с десятками звезд и самых известных моделей. У Мередит же нет никакогоопыта, она сексуально подавлена, ни на что не способна. Кому это знать, как неей! Она чувствовала себя так в постели с Мэттом одиннадцать лет назад, и послеразвода потребовалось больше двух лет, чтобы вернуть хотя бы какое-то подобиечувства собственного достоинства и способность ощущать желание. Лайза считала,что единственный способ излечиться до конца — переспать с кем-то еще, и Мередитчестно попыталась. Она легла в постель с университетской звездой по бегу надлинные дистанции, самоуверенным молодым человеком, преследовавшим ее не одинмесяц, и эта ночь оказалась настоящим несчастьем. Он тяжело дышал и лапал еетак, что Мередит выворачивало от омерзения, а ее неловкость и холодность, всвою очередь, злили его. До сих пор она не могла без стыда вспомнить егонасмешки, от которых становилось еще противнее:

«Ну же, детка, не лежи как бревно, шевелись хоть немного! Дачто это с тобой, черт возьми… выглядишь такой горячей штучкой, а на самом делекусок льда…»

И когда он попытался овладеть ею, внутри у нее что-топеревернулось, она начала бешено сопротивляться, схватила одежду и сбежала.После этого Мередит решила, что секс не для нее.

Единственным любовником, кроме Мэтта, был Паркер — нежный,милый, нетребовательный. Но даже он не был удовлетворен ею в постели, правда,никогда не упрекал Мередит, но она все понимала.

Мередит положила голову на спинку дивана, глядя сухимиглазами в потолок, отказываясь дать волю сжимавшим горло слезам. Паркер никогдабы не заставил ее чувствовать себя такой жалкой и ничтожной. Никогда. На такоеспособен лишь Мэтт. Но даже сознавая это, Мередит хотела его.

Это озарение, ужасающее, непрошеное, неоспоримое,невыносимое, оглушило ее.

Всего лишь за несколько дней Мэтт сумел довести ее до полнойи позорной капитуляции. Слезы стыда и безнадежности сверкали в глазах Мередит.Он даже не признался ей в любви, чтобы заставить ее отказаться от всех плановна будущее и пожертвовать своей жизнью.

Старинные напольные часы пробили десять. Для Мередит этотзвон означал конец ее спокойствию и умиротворению.

Мэтт провел «роллс-ройс» между двумя грузовиками, почтиперекрывшими полосу движения, и взял трубку. Часы на приборной доске показывалидесять, но Мэтт не посчитал, что звонить в такой час неудобно. Питер Вандервилдответил после второго звонка, немного испуганный и польщенный столь позднимзвонком.

— Моя поездка в Филадельфию полностью удалась, сэр, — началон, почти уверенный в том, что босс звонит именно поэтому.

— Не важно, — нетерпеливо бросил Мэтт. — Я хочу знать, непроизошла ли каким-то образом утечка информации, утечка, которая могла вызватьна Уолл-стрит слухи, что мы пытаемся захватить компанию?

— Не может быть! Я принял все обычные предосторожности,чтобы ни одной душе не было известно О том, что мы скупаем акции, пока непридет срок представить данные в Комиссию по ценным бумагам и биржам. Акции«Бенкрофт» неуклонно растут в цене, поэтому, естественно, последнее время ониобходятся нам дороже.

— Я думаю, в игру вступил еще один игрок, — сухо бросилМэтт. — Необходимо его обнаружить, черт возьми! Займитесь этим!

— Кто-то еще хочет прибрать их к рукам? — удивился Питер. —Я уже думал об атом, но почему? Совершенно невыгодное сейчас вложение, еслитолько у этого неизвестного нет каких-либо личных причин, как у вас.

— Питер, — предупредил Мэтт, — постарайтесь не совать нос вмои дела, если не хотите заняться изучением объявлений в разделе «Работа».

— Я не хотел… то есть… я читал в газетах… простите…

— Вот и прекрасно, — перебил Мэтт. — Срочно проверьте, верныли эти слухи, и если действительно кто-то решил поживиться, немедленно узнайтеего имя.

Роскошный лайнер медленно скользил по тяжелым волнамАтлантики, то поднимаясь на гребни, то медленно опускаясь, и это непрерывноедвижение доводило Филипа Бенкрофта однообразием и монотонностью почти добешенства. Сидя за капитанским столом между женой сенатора и техасским нефтяныммагнатом, он с деланным интересом слушал, что говорит соседка:

— Мы прибудем в порт послезавтра, к концу дня. Надеюсь, вамнравится круиз?

— Чрезвычайно, — солгал он, украдкой бросая взгляд на часы.В Чикаго уже девять вечера. Вместо того чтобы оказаться узником в этом плавучемотеле, ему следовало бы сейчас смотреть новости по телевизору или играть вкарты в загородном клубе.

— Вы навестите друзей, когда мы будем в Италии? —поинтересовалась жена сенатора.

— У меня нет там друзей, — буркнул Филип. Несмотря наизнуряющую скуку, он с каждым днем чувствовал себя лучше, сильнее и увереннее.Его доктор оказался прав — необходимо было полностью отрешиться от тревог изабот, и особенно от всего связанного с бизнесом.

— Нет друзей в Италии? — повторила соседка, безуспешнопытаясь продолжить одностороннюю беседу.

— Нет. Только бывшая жена, — рассеянно ответил Филип.

— Вот как? Вы повидаетесь с ней?

— Вряд ли, — покачал головой Филип, но тут же замер,сообразив, что упомянул о женщине, которую вышвырнул из дома и из жизни многолет назад. Очевидно, вынужденный отдых губительно действует на мозги.