Собственно, к самой веревке он выскочил удачно, почти неблуждая — видимо, сказывался вновь приобретенный опыт. Но когда полезвверх, понял — свои силы он переоценил. Ладони болели так, что хотелоськричать, сил за день непрерывной слежки потрачено с избытком. К тому жепоследний раз он ел вчера вечером, так что от голода у него уже началакружиться голова. Такая совокупность неблагоприятных факторов должна былапривести к нехорошему финалу.

Кудесников сорвался вниз. За долю секунды он успелраспрощаться с жизнью и пожалеть беднягу Мерса, которому суждено умереть вдупле от голода… Ожидая смертельного удара о камни, он зажмурился, но тут раздалсятреск рвущейся материи, и падение прекратилось так же внезапно, как и началось.Арсений почувствовал, что он парит в воздухе, раскинув в стороны руки и ноги, исловно чья-то мощная рука держит его за воротник. От этого шею жутко сдавило, ибыло трудно дышать. Через несколько минут он понял, что зацепился капюшономбрезентовой ветровки за торчащий из стены длинный металлический прут. Это,видимо, были остатки строительной деятельности неизвестных мастеровнеизвестного столетия, но они спасли Кудесникову (и Мерседесу) жизнь. Теперьему хотелось понять, как себя вести, чтобы не сорваться, и более того— вылезти наверх. Неожиданно под ним раздались голоса и появился луч света— к месту происшествия подошли кладоискатели. Конечно, это должен был бытьклад, что же еще?

— Так, вот и вертикальнаявыработка, — раздался спокойный голос Николая:Никифоровича. — Возьми-ка мой фонарь и посвети — я приготовлювсе для подъема.

Веселовский с двумя фонарями в руках подошел к самомуоснованию тоннеля.

— Ну и колодец, мама дорогая! Как мы в эту дыруполезем? Туда и свет не доходит, — и он нашил мощный луч вверх, прямов лицо парящему над ними Кудесникову.

Затем раздалось отчаянное:

— А-а-а!!!

И свет погас — это Вован уронил оба фонаря,неожиданности вскрикнула даже молчавшая все время Ксения, а Николай Никифоровичпопыся перекричать вопящего Веселовского. Зато во всей этой неразберихе дляАрсения нашелся один несомненный плюс — в тот момент, когда фонарь осветилколодец, он увидел в полуметре от себя заветную веревку. Пошарив руками вокруг,он нащупал ее, осторожно освободил капюшон и снова понаверх. Теперь подъемдался ему не в пример легче — подгоняло чувство опасности и желание скореезамять неприятный инцидент.

А внизу тем временем Веселовский пытался справиться с эмоциямии внятно объяснить, что же такое видел.

— Висел в воздухе, огромный! А лицо белое, как умертвеца.

— На человека похож? — выпытывал недоверчивыйНиколай Никифорович.

— Не очень. Может быть, нетопырь? Только гигантский.Метра два.

— У тебя все по два метра, — саркастическизаметил Николай Никифорович. — Крысы из метро, теперь вот— нетопырь.

— Да был он, — едва не плакалВеселовский, — Что я — слепой, что ли? Или с ума сошёл?

— Не знаю, — задумчиво протянул НиколайНикифорович. — Вот уж не знаю. Приятель твой двинулся, может, тытоже?

— Да никто не двинулся, — заоралВеселовский. — Хотя тут рехнуться недолго. Темнота, стоны, твари вонлетают!

— Все, заканчиваем, леземобратно, — скомандовал главный.

— Не полезу я туда, — заартачилсяВован. — Что, если он там сидит и ждет? Он же куда-то делся, а могтолько вверх, здесь его не было!

— Ну и оставайся, а мы с Ксенией отправляемся обратно.У меня есть дела поважнее, чем твои бредни выслушивать.

Перспектива остаться одному вдохновляла Веселовского ещеменьше, поэтому он тяжело вздохнул и стал готовиться к подъему.

Кудесников выждал, пока они поднимутся сами и достанут веши— обратной дороги он не знал, хотя оказаться на свежем воздухе ему сейчасхотелось больше всего на свете. Но прежде, чем это случилось, прошло еще многодолгих, томительных минут.

На свет божий Николай Никифорович, Ксения Лужина и ВоваВеселовский вылезли около восьми вечера.

— Прекрасная погода, — заметил ихпредводитель. — Прогуляться бы!

— Сейчас прогуляемся, — мрачно отреагировалВован. — До автобусной станции. А где, кстати, наш Григорий?

Пошли искать Синькова, но его нигде не было видно. Нашелсяон лишь после тщательного осмотра ближайшего леса — сидел, прислонившисьспиной к дереву, и тихо бормотал:

— Чур меня, чур меня!

Щека у него оказалась оцарапана и кровоточила, рука тоже.Что с ним произошло, добиться от Гриши было невозможно. Расцарапался он скореевсего в каких-нибудь кустах, куда нечаянно забрел. Забрав Синькова, который толи тронулся окончательно, то ли временно был не в своем уме, искателиприключений направились в сторону города.

Где-то на полпути Николай Никифорович ударил себя по лбу:

— Сумку из дупла забыл взять! Ладно, пусть тамостается, может, на днях заберу. Наверное, на Григория водка так подействовала.Хотя не похоже, чтобы он был пьян.

Синьков не был пьян — просто потусторонние силы нехотели в этот день оставлять его в покое. Обрадовавшись, что оказался на воле ичто страшные подземелья, населенные неизвестно кем, остались далеко внизу,страдалец решил по совету Николая Никифоровича выпить водки. Указанное дуплонаходилось высоковато, но, встав на цыпочки, он все же дотянулся до сумки.«Чего я буду корячиться и доставать ее — вытащу один пузырь, и достаточно».На ощупь открыв «молнию», он сунул в сумку руку — и выдернул обратно скриком. Его укусили, причем больно — палец был в крови. Не успел онсообразить, в чем дело, как из дупла появились два глаза, похожих нараскаленные угли, и кто-то прыгнул на него, раздирая щеку. Вопя и приседая отстраха, Григорий бросился подальше от проклятого места. Он бегал междудеревьев, завывая и размахивая руками, но потом угомонился, сел под дерево иперестал воспринимать окружающее.

Кудесников нашел Мерседеса мирно спящим под деревом, в дуплекоторого он его оставил. Рядом валялись колбасные шкурки и разодранная пачкаплавленого сыра. Судя по следам на морде, Мерс провел дегустацию этогопродукта. Где он все это раздобыл и как сумел расстегнуть «молнию», оставалосьзагадкой. Арсений сунул руку в дупло, вытащил сумку и стал наводить порядок.Приходилось спешить, так как четверка, которую он не хотел упускать из виду,углубилась в лес уже довольно далеко.

Убедившись, что молчаливая, как сфинкс, Ксения, пришибленныйВеселовский и находящийся в прострации Синьков сели в автобус, который повез ихобратно в Аркадьев, Кудесников с чистой совестью переключил свое внимание наНиколая Никифоровича, о котором он до сегодняшнего дня вообще не слышал.Проводив подельников, тот остался на автовокзале, дождался ближайшего автобусадо Москвы и отбыл. Вместе с ним отчалили и Кудесников с Мерседесом.

Когда прибыли в столицу, Николай Никифорович прямикомнаправился в метро, доехал до Таганки, где, как оказалось, и проживал — водном из старых домов недалеко от известного театра. Ни на какую встречу,вопреки собственным обещаниям, он с докладом не отправился.