Мрак покачал головой:

— Здорово. За это ухватятся все кинозвезды. Ладно,тогда я в самом деле должен срочно лететь в институт, убедить ребят провестилечение этого чертова Ганса… Вот уж не думал, что буду его лечить, вместо тогочтобы прибить! Но, постой, если эта штука в единственном экземпляре…

Он умолк, Олег кивнул, глаза стали серьезными.

— И, кроме того, она стоит баснословно дорого. Так чтоты должен иметь хорошие доводы. К примеру, обеспечить их финансированиемвпятеро большим. Привлечь к их разработкам богатых инвесторов, тех же стареющихкинозвезд и миллиардеров, это будет хорошее прикрытие, чтобы без проблемподкидывать этим ученым нужные средства.

Мрак исчез, в комнату вошла Виктория, огляделась.

— Мне показалось, что слышала голос Мрака…

— Почудилось, — заверил Олег. — Он отбыл поочень срочному делу. Но если важно, с ним можно связаться.

Она покачала головой.

— Нет-нет, у меня вопросы к тебе. Все-таки ты — научныйруководитель, верно?

— А Мрак — администратор, — ответил Олегсерьезно. — Так что разрешение все равно надо будет просить у него. А чтоу тебя за проблемы: горячая вода в душе отключилась?

— Душ у вас чудесный, — заверила Виктория. —И вообще я визжу, как Тигги… правда, молча визжу. Телевизоры включаю ивыключаю, в Сеть вхожу по желанию без всяких дивайсов… На сколько этого чипахватит?

— Вечен, — заверил Олег.

— А батарейки?

— Никаких батареек, — сказал он. — Заряжаетсяот тепла твоего тела.

— Какое счастье, — выдохнула она. — Какойпрыжок в будущее…

Он кивнул, не сводя с нее взгляда. Ярая технофилка, но, какпоказал случай с рыбацкой шхуной, не без человечности. Однако хватит ли ее,этой человечности… Прогресс за счет природы шел до двадцатого века, а теперьуже за счет человека, человечности и культуры. Но если с появлением человекавсе низшие формы жизни не исчезли, а продолжают существовать и дажесосуществовать, так же, по идее — если все пойдет правильно! — смогутсосуществовать и многие формы разума, начиная от самого примитивного, низшего,то есть человеческого, и через всякого рода искусственные и полуискусственныеинтеллекты до тех высот, которые сейчас невозможно представить даже смутно.

Многое уже упущено, подумал он с тоской, технологическийпрогресс нарастает очень уж стремительно, но все же надо стараться успетьзаложить в будущее сознание зачеловеков новые базы сосуществования сдочеловеками. Дело не только в примитивной жалости или даже благодарности кпредкам, благодаря которым удалось докарабкаться до таких вершин, но и… так, навсякий случай. Человечество уже доказало свою выживаемость. А с зачеловекамиеще неизвестно как обернется. Вдруг да какая-то чума их всех скосит? Или самимассово покончат с собой?

Виктория подошла сзади, он не вздрогнул, когда она положилаладонь на его плечо, но тело словно бы чуточку напряглось, она ощущала налитоесилой мясо, тугие мышцы, горячие и плотные.

— О чем хмуришь брови, сопишь так тяжело, словно тащишькамень на гору?

Он сказал отстраненным голосом:

— Наверное, надо сказать какой-нибудь комплимент? Онафыркнула:

— Буду серьезно разочарована.

— А если скажу, что обкатываю идею воскрешения предков?Тех, кто похоронен на кладбищах, в том числе и уже стертых с лица земли, ктосожжен в крематориях?

Она сказала с легким смешком:

— Это больше похоже на тебя. Тебя обнимает молодаякрасивая женщина, а ты… Нет-нет, ты именно таким мне и нравишься. Понятно же,что мне больше нравятся мужчины, задумывающиеся о таких вещах, чем щеголи, чтосразу начинают говорить, какие у меня длинные фотомодельные ноги и красиваягрудь.

— Спасибо, — пробормотал он. Она сказала ужедругим тоном:

— Воскрешать тех, кто похоронен, еще могу понять, нокак воскрешать… хотя такое безумно сложно даже теоретически… сожженных?

— Их тоже можно, — ответил он, — хоть инамного труднее. Да, намного. Но вот само воскрешение… Что ты о нем думаешь?

Она собиралась отшутиться, но за простым вопросом ощутиласьнекая подоплека, пришлось настроиться на самый серьезный лад, не легкомысленнаяТигги, собралась с мыслями, это же Олег, даже в женщинах ценит ум, а не длинуног, ответила медленно, подбирая слова:

— Сказать трудно… В прошлые годы, когда это было всеголишь фантазией, всяк бы сказал, что да, воскресить всех надо! Всех —обязательно, это наш дочерний, сыновний и вообще долг. И все так говорили.Почему не говорить, когда выглядишь от таких речей красивым и благородным? Носейчас, когда такая возможность все ближе и ближе, оптимисты трезвеют.Возникает вопрос, который раньше не возникал: а оно нам надо? Или по-другому: акому это надо?.. Если не собираемся брать с собой миллиарды простых человеков,что даже сейчас не хотят ни учиться, ни работать, а живут на пособие, то чтоделать с теми допотопными?.. Если эти, современные, уже нам чужие, то какнасчет воскрешенного человека девятнадцатого века?.. Он еще больше чужой, нопридется с ним нянчиться. Даже если воскресим самых лучших, все равно… скажи, есливоскресим Пушкина, то будем создавать для него привычное имение и крепостных,чтобы мужиков мог пороть, а девок насиловать по праву барина?

Он в затруднении помолчал, развел руками. Она смотрела сгрустной насмешкой, при всей мощи сейчас показался потерянным ребенком с жезломвсемогущества в руке.

— Но как же… — прошептал он невесело.

— Не знаю, — ответила она с грустью вголосе. — Одно понятно, им в нашей жизни делать нечего. То были прекрасныемечты, но… мечты прошлого поколения. На самом деле мы сможем сделать для нихразве что заповедник. Размером с континент или большой остров, вроде Австралии.Сами уйдем, понятно, нам все планеты и все миры доступны, а им оставим Землю.На одном континенте будут жить люди одной эпохи, на другой — другой. А люди древнихэпох — вместе, так как что в Древнем Египте, что в Элладе, что в Древнем Риме —везде жизнь была одинаковой, разница в тысячу-другую лет совсем незаметна. Авот эпоха пороха — отдельно, нарезное оружие — отдельно… Знаешь, Олег, думаешь,я не хочу воскресить свою бабушку? А я помню еще и прабабушку, великая женщина,но для меня в памяти только ее теплые и ласковые руки!.. Я бы навещала ее врезервации… которая, конечно, не резервация, а хороший благоустроенный домвечного отдыха, курорт, заслуженный покой… И пусть она видит, что я ее люблю,помню, что если раньше она обо мне заботилась, то теперь я о ней…

Голос прервался, она умолкла, Олегу почудилось, что встрогих серых глазах заблестела влага.

— Спасибо, — сказал он с неловкостью. Она внекотором смущении пожала плечами.