Нырнув в низкую дверцу, ведущую со стен вБольшую Башню, они долго поднимались по винтовой лестнице. Впереди, сдостоинством покашливая, витал Ржевский и нес всякую ахинею, не столькоскрашивая, сколько распыляя досуг.

Таня едва сдерживалась, чтобы не дрыгнутьпоручика, который вздумал ни с того ни с сего провозгласить, что Глеб Бейбарсовроковой мужчина и что он, Ржевский, собирается завести себе такую же бамбуковуютросточку. Ванька, слушая эти разговоры, желтел, синел, зеленел, а под конец,устав менять цвета, утвердился на благородной бледности. Наконец Тане удалось отослатьРжевского за Безглазым Ужасом, блуждавшим в подвалах.

Ягун толкнул дверь кабинета академика и,потрясенный, замер на пороге.

Тетя Настурция провела здесь всего две ночи,однако за это время строгий кабинет академика ухитрился приобрести очертания женскойспальни. В воздухе витал запах магических духов «Мамона». Посреди кабинетакрасовалась складная походная ширма с цветочками. Страдавшая маниейпреследования тетя Настурция была убеждена, что в жуткой России за нейобязательно станут следить бородатые мужики в красных рубахах, и собираласьпрятаться от них за ширмой. Когда мужиков в рубахах на Буяне не оказалось, тетяНастурция испытала смутное разочарование.

Клетка, в которой академик хранил самыеопасные черномагические книги из своей коллекции, была по забывчивостиоставлена открытой. Изголодавшиеся книги, которые тетя Настурция, разумеется, ине думала кормить, вырвались наружу и разодрали в клочья мемуары некоего У.Мертвечилова, где он описывал свои загробные странствия.

Прикормив черномагические книги сырым мясом изаманив их назад в клетку, Таня подошла к книжному шкафу. Пол рядом со шкафомбыл осыпан осколками стекла. На кожаных переплетах вспыхивали золотые буквы: «Тайнывуду», «Моральный аспект аморальной магии», «Дурацкое беспокойство как первичнаяэнергия бытия», «Нераскрытые магические убийства XI–XIX вв.». Книгибеспокоились, сгущая и без того неблагополучную ауру. «Справочник практикующегонекромага» даже вытянул белую призрачную руку, пытаясь притянуть Таню к себе.

Таня покачала головой. Она замечала, что нанее особенно реагируют почему-то именно книги по темной магии. Книги же посветлой магии к ней довольно равнодушны. «Ничего себе дела! Они вообще в курсе,что я на белом отделении?» – подумала она рассеянно.

– Смотрите-ка, что нам на чай оставили!Типа: гуляй и ни в чем себе не отказывай! – умилилась Склепова, обнаруживпосреди стола монетку достоинством в одну дырку от бублика.

– Не дотрагивайтесь! Не вздумайте еетрогать! – закричал Семь-Пень-Дыр. Он взял монетку пинцетом и аккуратно завернулв бумажку.

– Думаешь, она проклятая? – спросилаШито-Крыто.

– Не-а, вряд ли… – невнятно проворчалДыр, пряча бумажку с монетой в карман.

Скорее всего, Пень надеялся использовать одноиз высших заклинаний контактной магии и, наладив мост, монетку за монеткойвытянуть из тети Настурции все ее капиталы.

Тане не сиделось. Плечо, обожженное вчераКенг-Кингом, дико болело. Любое прикосновение одежды к ожогу вызывало желаниевлезть на потолок. И это несмотря на то что Ягун не пожалел лечебных мазей.Вычитав где-то, что лучшее лекарство от ожогов – слюна гарпий, смешанная сосвежим соком одуванчика, он вручил Ваньке банку и отправил его во двор дразнитьгарпий Грызианы Припятской, отличавшихся особой злобностью и сварливостью.Ванька вернулся спустя полчаса, ворча, что ловить плевки банкой – это отдельныйвид спорта.

– Да уж, я вижу, что это покручедраконбола! Только в следующий раз не забудь надеть водолазный костюм! –ехидно заявил Ягун.

В кабинет академика заглянул Шурасик. Народзабеспокоился. Все успели привыкнуть, что после провала теста Шурасик с дикимиглазами бродит по Тибидохсу, ничего не помнит и изредка кидается на людей сневнятными воплями.

– Шурасик, это ты, что ли? –размышляя, как его выпроводить, спросила Склепова.

– На этот раз ты угадала! – снеожиданной бодростью согласился тот.

– Чего-чего? – не поняла Гробыня.

– А того, дорогие мои! Я соскучился посвоим прыщам. И вообще, если разобраться, прыщи – это бурление мысли! Пир идей!Мыслям тесно внутри, и они расцветают снаружи! – еще непонятнее сказалШурасик.

Баб-Ягун пристально уставился на Шурасика.

– Ты все-таки решился? – спросил он,за рукав оттаскивая его в сторону.

– На что решился?

– Ты знаешь, о чем я! Вернутьтело! – сказал Ягун.

Шурасик беспокойно завозился.

– Какое тело? Не знаю я никакого тела!

– Все ты отлично знаешь. Не волнуйся. Яникому не расскажу.

Тибидохский отличник с облегчением вздохнул.

– Я все ждал, пока кто-нибудь догадается.Даже смешно, насколько люди зависимы от того, что видят. Все верят глазам, и почтиникто сердцу. Заметь, я сказал почти . Кое-кто все-таки верит… Ты или она…

– Она?

– Да, она…

Шурасик вспомнил о чем-то и забеспокоился.

– Да, кстати… Жорик… ну настоящий… Жорику себя в комнате. Я наслал на него магический сон. Пару дней он будет дрыхнуть.Его сознание залатает дыры, и он проснется таким же свеженьким, смуглым исамодовольным болваном. Я всегда говорил, что наглость –второе счастье.Вообрази, вернуть мне тело с промоченными ногами и насморком! Не хило, а?

– И что же заставило тебя решиться? –перебил его Ягун.

Шурасик пожал плечами. Похоже, он и сам толкомне понимал.

– Понимаешь, Ленка Свеколт. По большомусчету, это все из-за нее. Она же некромаг, а их личинами не одурачишь. Она менякак Жикина не воспринимала. Ну просто категорически, зато к Шурасику относиласьнеплохо. Даже когда я ей правду сказал… В общем, пришлось вернуть Жорочке егодвижимое имущество.

Шурасик еще раз вздохнул и решительно потрясголовой, отгоняя сомнения.

– Ладно, оставим красавчикам их загар икуриные мозги, а сами займемся великими делами. Я, кажется, разобрался с тем,что здесь происходит, – громко, чтобы слышали все, сказал он.

К Шурасику немедленно повернулся десятокголов. В кабинет вошел Глеб Бейбарсов, а через пол, прямо через турецкий ковер,просочились поручик Ржевский с Безглазым Ужасом. Ужас выглядел хмурым, новменяемым. Он не заливал пол кровью и не гремел цепями. Даже голова у него быласкучно и правильно нахлобучена на положенном месте. В общем, тоска зеленая, каквсе благонадежно.