— Тру-ру-ру-ру-у-у! — пропел мистер Коулмен. — А вот и СараГэмп[7].

Дама, сидевшая во главе стола, поднялась мне навстречу.

Наконец-то мне представился случай своими глазами увидетьЛуизу Лайднер.

Не могу не признаться, что первое впечатление от миссисЛайднер оказалось для меня полной неожиданностью. Когда тебе говорят о ком-то,то обычно мысленно рисуешь себе его образ. Я забрала себе в голову, что миссисЛайднер унылая, вечно чем-то недовольная особа, нервическая и раздражительная.И, кроме того, я почему-то ожидала — чего уж тут греха таить, — что она немноговульгарна.

Как же я обманулась! Оказалось, настоящая миссис Лайднерничуть не похожа на тот портрет, который нарисовало мне воображение. Начать стого, что она отличалась редкой красотой. По виду она могла сойти за шведку,как и ее муж, хотя я знала, что она не шведка. Это была белокурая красавицаскандинавского типа, какую не часто встретишь, правда, не первой молодости:выглядела она лет на тридцать пять — тридцать шесть. Лицо у нее было худощавое,а в светлых волосах я заметила несколько седых нитей. Глаза ее поражаликрасотою. Впервые в жизни я видела глаза, которые без преувеличения можно былобы назвать фиалковыми. Огромные, окруженные легкими тенями, они прямо-такизавораживали. Тоненькая и хрупкая, она, казалось, до крайности утомлена и в тоже время полна жизни; как ни парадоксально это звучит, но именно такоевпечатление она производила. Я почувствовала также, что она леди до кончиковногтей, а это кое-что значит, даже в наше время.

Она улыбаясь протянула мне руку. Голос у нее был низкий,приятного тембра, и она по-американски слегка растягивала слова.

— Я так рада, что вы приехали, мисс Ледерен. Не хотите личаю? Или, может быть, вначале посмотрите вашу комнату?

Я сказала, что, пожалуй, выпью чаю, и она представила менясидящей за столом компании.

— Мисс Джонсон.., и мистер Рейтер. Миссис Меркадо. МистерЭммет. Отец Лавиньи. Мой муж сейчас будет. Пожалуйста, садитесь сюда, междуотцом Лавиньи и мисс Джонсон.

Я села, куда она мне указала, и мисс Джонсон тотчаспринялась расспрашивать меня, как я доехала и все такое прочее.

Мне она сразу понравилась. Она напомнила мне старшую сеструв больнице, где я стажировалась. Мы все просто обожали ее и изо всех силстарались заслужить ее похвалу.

Мисс Джонсон было, насколько я могу судить, околопятидесяти. Выглядела она несколько мужеподобно, чему немало способствоваликоротко стриженные с сильной проседью волосы. Говорила она отрывисто довольнонизким, приятным голосом. Лицо у нее было на редкость некрасивое, грубоватое, сзабавно вздернутым носом, который она имела обыкновение нетерпеливо потирать вминуты волнения или тревоги. Одета она была в твидовый костюм мужского покроя.Как она сообщила мне, родом она из Йоркшира.

Отец Лавиньи показался мне каким-то встревоженным. Это былвысокий джентльмен с окладистой черной бородой, в пенсне. Помнится, миссисКелси говорила, будто в экспедиции есть французский монах, так вот на отцеЛавиньи была белая шерстяная монашеская ряса. Это меня весьма удивило, ибо явсегда считала, что, постригаясь в монахи, мирянин навсегда покидает свет.

Миссис Лайднер обращалась к нему в основном по-французски, асо мной он говорил на прекрасном английском. Я заметила, как его цепкий,проницательный взгляд все время перебегает с одного лица на другое.

Напротив меня сидели двое молодых людей и дама. Первый —мистер Рейтер — плотный блондин в очках, с длинными волнистыми волосами исовершенно круглыми голубыми глазами. Вероятно, ребенком он был прелестен, чеготеперь о нем, пожалуй, не скажешь. Теперь он слегка напоминал поросенка.

У второго юноши с совсем короткими прилизанными волосамибыло продолговатое лицо, великолепные зубы и необыкновенно обаятельная улыбка.Говорил он очень мало, на вопросы отвечал односложно или даже просто кивалголовой. Он, как и мистер Рейтер, был американец. И наконец, миссис Меркадо,которую я не могла разглядеть хорошенько, ибо все время чувствовала на себе еепристальный цепкий взгляд, который, надо сказать, приводил меня в некотороезамешательство.

И чего, собственно, она так уставилась на меня, думала я,точно никогда не видела медицинской сестры. Крайне невоспитанная особа!

Она была молода, не старше двадцати пяти, и красива мрачной,какой-то зловещей красотою — не умею сказать иначе. Как будто и хороша, ночувствовалась в ней, как говаривала моя матушка, ложка дегтя. Гибкую фигуруобтягивал ярко-красный пуловер, и ногти она накрасила в тон ему. Лицо у неебыло худое, с резкими птичьими чертами, большими глазами и настороженно сжатымртом.

Чай был очень хорош — ароматный и крепкий, не то что мутнаяводичка, которую пили у миссис Келси и которая неизменно служила мне мучительнымиспытанием.

К чаю были поданы тосты, джем, сдобные булочки с изюмом иторт. Мистер Эммет изысканно-вежливо предлагал мне то одно, то другое. Сприсущей ему невозмутимостью он зорко следил, чтобы тарелка моя не пустовала.

Вскоре в столовую влетел мистер Коулмен и плюхнулся подругую сторону от мисс Джонсон. Уж у этого-то молодого человека с нервами всеобстояло как нельзя лучше. Рот у него, по обыкновению, не закрывался.

Миссис Лайднер утомленно вздохнула и бросила на мистераКоулмена укоризненный взгляд, что, разумеется, нимало его не смутило. Как,впрочем, и то обстоятельство, что миссис Меркадо, к которой он главным образомадресовался, была слишком поглощена наблюдением за мною и едва отвечала ему.

Чаепитие подходило к концу, когда с раскопок вернулисьдоктор Лайднер и мистер Меркадо.

Доктор Лайднер поздоровался со мной со свойственной емусердечностью и мягкостью. Глаза его, как я заметила, тревожно скользнули полицу жены, и то, что он увидел, кажется, успокоило его. Он сел на другом конце стола,а мистер Меркадо занял пустующее место рядом с миссис Лайднер. Мистер Меркадобыл высокий, худой джентльмен меланхолического вида, значительно старше своейжены, с нездоровым желтым лицом и мягкой, точно ватной, бесформенной бородкой.Я обрадовалась его приходу, потому что жена его отвела от меня свой назойливыйвзгляд и перенесла все свое внимание на мужа, за которым следила с тревогой инетерпением, что показалось мне весьма странным. Сам мистер Меркадо, задумчивопомешивая чай, хранил гробовое молчание. Нетронутый торт лежал у него натарелке.

За столом оставалось еще одно свободное место. Но вот дверьотворилась, и вошел Ричард Кэри.