Его тут же подхватили под мышки и он взмыл к самому потолку.— Нэ пуха нэ пера! — пожелал ему напоследок Руслан.

Два автоматчика, не те, что разговаривали с ним, другие, нотакие же безликие, третий — затянутый в черную форму и в маленьком берете, сжесткими усиками и водянистыми голубыми глазами. — За мной, — приказал старший,и Артема поволокли от клетки к противоположному концу платформы.

Он собирался идти сам, так не хотелось, чтобы его тащили,словно безвольную куклу… если уж расставаться с жизнью, так достойно. Но ногине слушались его, подгибались, он только и мог, что неклюже загребать ими пол,тормозя движение, и усатый в черной униформе строго посмотрел на него.

Клетки шли не до самого конца зала. Их ряд обрывался чутьдальше середины, где в выдолбленные вниз проходы уходили ленты эскалаторов.Там, в глубине, горели факелы, и по потолку гуляли зловещие багровые отсветы, аснизу долетали крики, полные боли. У Артема промелькнула мысль о преисподней, ион даже почувствовал облегчение, когда его провели мимо. Из последней камерыкто-то незнакомый крикнул ему: «Прощай, товарищ!», но он не обратил на тоговнимания. Перед глазами у него маячил стакан воды.

У противоположной стены находилась вахта, стоял грубосколоченный стол с парой стульев и висел подсвеченный знак, запрещающий черных.Виселицы нигде не было заметно, и у Артема на секунду мелькнула безумнаянадежда, что его просто хотели припугнуть, и на самом деле его ведут не вешать,а подведут сейчас к краю станции, так чтобы другим заключенным не было видно, иотпустят.

Усатый, шедший впереди, завернул в последнюю арку, к путям,и Артем поверил в свою спасительную фантазию еще крепче.

…На рельсах стояла небольшая дощатая платформа на колесах,устроенная таким образом, что пол ее был вровень с полом станции. На ней,проверяя скольжение петли, свисавшей с ввинченного в потолок крюка, стоялкряжистый человек в пятнистой форме. От остальных его отличали толькозасученные рукава, обнажавшие короткие мощные предплечья, и вязаная шапка спрорезями, натянутая на голову. — Все готово? — продребезжал черный мундир, итот кивнул ему. — Не люблю я эту конструкцию, — сообщил он черному. — Почемунельзя было старой доброй табуреточкой? Там — рраз! — стукнул он себя кулакомпо ладони, — позвоночки хрусь! — и клиент готов. А эта штука… Пока онзадохнется, сколько еще кочевряжиться здесь будет, как червяк на крючке. Апотом, когда они задыхаются, это ж сколько убирать-то за ними! Там ведь икишечник сдает, и… — Прекратить! — оборвал его черный, отвел в сторону и тамяростно что-то зашипел.

Как только их начальник отошел, солдаты немедленно вернулиськ прерванному разговору: — Ну и че? — нетерпеливо спросил левый. — Ну дык вот,— громко зашептал правый, — прижал я ее к колонне, она так и обмякла, и говоритмне… — но не успел досказать, потому что усатый уже вернулся. — …не смотря нато, что русский, посягнул! Предатель, отступник, вырожденец, а предатели должнымучительно! — внушал он напоследок палачу.

Развязав руки, которые совсем ничего не чувствовали, сАртема сняли куртку и свитер, так что он остался в одной грязной майке. Потомсорвали с шеи гильзу, данную ему Хантером. — Талисман? — поинтересовался палач.— Вот я тебе в карман его положу, может, еще пригодится, — голос у него былсовсем незлой, и рокотал как-то успокаивающе.

Потом руки опять стянули сзади, и Артема протолкнули наэшафот. Солдаты остались на платформе, они были не нужны, он не смог быубежать, все силы уходили на то, чтобы устоять на ногах, пока палач надевал емуна шею и прилаживал петлю. Устоять, не упасть, молчать. Пить. Вот все, чтозанимало сейчас его мысли. Воды. Воды! — Воды… — прохрипел он. — Воды? —огорченно всплеснул руками палач. — Да где ж я тебе воды сейчас достану?Нельзя, голубчик, мы с тобой и так уже от графика отстаем, ты уж потерпинемножко.

Он грузно спрыгнул на пути, и, поплевав на руки, взялся заверевку, привязанную к эшафоту. Солдаты вытянулись во фрунт, а их командир принялзначительный и даже несколько торжественный вид. — Как вражеского шпиона,гнусно предавшего свой народ, отступившего… — начал черный.

У Артема в голове бешено завертелся хоровод оборванныхмыслей и образов, подождите, еще рано, я еще не успел, мне надо, потом всталоперед глазами суровое лицо Хантера и растворилось тут же в багровом полумракестанции, глянули ласково глаза Сухого и погасли. Михаил Порфирьевич… «Тыумрешь»… черные… они же не должны.. Постойте! — и надо всем этим, перебиваявоспоминания, слова, желания, окутывая их душным густым маревом, висела жажда.Пить… — …выродка, порочащего свою нацию… — все бубнил тот.

Тут из туннеля раздались крики и грянула пулеметная очередь,потом раздался громкий хлопок и все стихло. Солдаты стащили автоматы, черныйбеспокойно завертелся, и поскорее подытожил: — К смертной казни. Давай! — имахнул рукой.

Палач крякнул и потянул за веревку, упираясь ногами в шпалы.Доски поехали у Артема под ногами, и он еще попытался перебирать ими так, чтобыоставаться на эшафоте, но тот отодвигался все дальше, удерживаться было всетруднее, веревка врезалась в шею, и тащила его назад, к смерти, а он не хотел,он так не хотел… А потом пол выскользнул из-под него, и он всем своим весомзатянул петлю. Она сдавила, пережала дыхательные пути, из горла вырвалсябулькающий хрип, зрение сразу утратило фокус, внутри у него все скрутило,каждая клеточка тела молила о глотке воздуха, но вдохнуть было никак нельзя, итело само собой начало извиваться, бессмысленно, судорожно, а внизу животаощутилась противная щекочущая слабость.

В этот момент станцию внезапно заволокло ядовитым желтымдымом, выстрелы загрохотали совсем рядом, и тут его сознание погасло.

— Эй, висельник! Давай-давай, нечего притворяться! Пульс утебя прощупывается, так что не симулировать! — и ему хорошенько вмазали пощеке, приводя в чувство. — Я отказываюсь делать ему искусственное дыхание ещераз! — сказал кто-то другой.

На этот раз он был полностью уверен, что это — сон, может,секундное забытье перед концом. Смерть была так близко, и ее железная хватка наего горле ощущалась все так же ясно, как и в тот момент, когда ноги егопотеряли опору и повисли высоко над рельсами. — Хватит жмуриться, успеешь еще!— настаивал первый голос. — На этот раз достали тебя из петли, так наслаждалсябы жизнью, а он мордой в пол валяется!