– Подождите-ка, – сказал Мазур. – «Только я знаю»,вы сказали? А радист? Ему что, каким-нибудь осколком в лоб прилетело?

– Да нет, – сказал Хольц, криво усмехаясь. – Онстоял тут же. Но, понимаете... Он бы не одобрил, я бы не нашел у негопонимания. Этот парень был идейным. Фанатик со стандартной биографией. Какговорят американцы, упертый.

– А вы, стало быть, нет?

– Верьте или нет, дело ваше, но к тому времени ядавным-давно не был убежденным нацистом. Я был в гестапо, не забывайте. В любойспецслужбе очень мал процент идейных фанатиков. Потому что именно спецслужбыимеют дело с реальной информацией о реальном положении дел. Официальнаяпропаганда – это для толпы. Нет уж, мы были кем угодно, только не фанатиками. Ктому времени человеку вроде меня уже стало ясно, что идеи стухли, а целинедостижимы...

– Ага, – сказал Мазур. – И радист, я так понимаю,покончил самоубийством, выстрелив себе в затылок?

– В основание черепа, – с большим знанием дела поправилХольц. – Есть такая точка, вот тут. – Он наклонился над Мазуром иткнул крепким пальцев в точку, о которой и сам Мазур прекрасно знал. –Смерть мгновенна, ни мига страданий, я вовсе не хотел, чтобы он страдал,как-никак мы служили в одном экипаже... Но он ни за что бы со мной несогласился. Он умер через четверть часа после взрыва, когда стало ясно, что налодке погибли все до одного, и никто более не вынырнет. О трупе я позаботился,его так никто никогда и не нашел.

– А потом?

– Остаток дня я провел даже с некоторым комфортом – в лодке,как и полагалось, был НЗ, пресная вода на острове отыскалась. А назавтра надостровом и вокруг стали летать самолеты. Американцы искали свой штурмовик.Несомненно, он просто не успел связаться с базой и сообщить, что видитсубмарину – иначе моя легенда не прокатила бы... А она прокатила. К томувремени я успел многое обдумать, принялся бегать по берегу, как какой-нибудьРобинзон Крузо, махать, костер разжег, навалил зеленых веток для дыма...Летающая лодка быстренько подрулила к берегу. Янки были очень разочарованы –они, понятное дело, решили, что это их пилот спасся. Ну, что им оставалосьделать? Мне дали по шее для порядка, обыскали и забрали с собой. Привезли сюда,на свою базу. Обычно пленных отсюда переправляли в Штаты, но я былодин-одинешенек, да и оказии не случилось. А через несколько дней кончиласьвойна. И я сразу стал почти неинтересен. Допрашивали, конечно. О, я импреподнес чертовски убедительную версию... Назвался младшим офицером с другойлодки.Американцы ее потопили в тех же местах дня три назад, мы слушали их радио дотого, как потеряли антенну. Я там знал кое-кого, вот и присвоил себе чужое имя– такой же младший офицер, ничего интересного. Со своим «зольдбухом»,солдатской книжкой, я успел поработать– подтер, где надо, до полнойнечитаемости, подмочил морской водой... Они ничего и не заподозрили. Мундиркригсмарине, погоны соответствуют обозначеному в книжке званию, место службытоже, вот только номер подлодки не читается. Я им напел, что спасся на тойсамой надувной лодочке, и течением меня принесло прямехонько к острову. Съели.При серьезной разработкемогли и докопаться, но кому это было нужно. Войназакончилась, я был обычным младшим офицером кригсмарине, каких в плену усоюзников торчало немерено... Меня еще два месяца держали за колючкой, вкаком-то пункте для интернированных – а потом вышибли к чертовой матери. Ссоответствующей справкой. Можно было выправить бесплатный билет в Европу – втрюме какого-нибудь сухогруза. Только зачем? Родители к тому времени ужеумерли, невеста... в этомплане я не сентиментален. Я ведь единственныйзнал, что там лежит на дне.

– Вот только добраться никак не удавалось, а?

– Это точно, – со вздохом кивнул Хольц. – Сначала,как вы, должно быть, понимаете, нужно было просто выжить. Подыскать работенку,освоить язык, осмотреться, и вообще... Мотало чуть ли не по всей Южной Америке.Шофер, рабочий на плантациях, одно время служил в полиции довольно далекоотсюда. Мне нельзя было высовываться, ясно? Потому что сюда повалили наши, чтобих черти взяли. Их тут было столько... И какие люди... Верьте или неверьте, но лет двадцать назад, в другой стране, средь бела дня метрах в трех отменя, как ни в чем не бывало прошел сам папаша Мюллер... слышали о таком?То-то. И мой шеф, штандартенфюрер Рашке, тоже, как потом выяснилось,преспокойно обитал в одной гостеприимной здешней стране...

– Ну, понимаю, – сказал Мазур. – Тут дело даже нев идеях, а в камушках. Они бы вас выпотрошили, как камбалу на кухне.

– Вот именно, – поморщился Хольц. – Но даже еслибы я и уцелел, остался бы нищим. Похлопали бы по плечу и поблагодарили заверность давным-давно сгинувшему рейху... Зачем мне это? Нет уж, мне хотелось самому...Только никак не получалось. То денег не было, то возможности. Два раза пытался– в пятьдесят седьмом и семьдесят первом. В первый раз просто сорвалось, аво второй вообще чудом уцелел – скоты-напарнички погорячились... Попыталисьперерезать глотку раньше времени, да и действовали бездарно... В общем, слишкомдолго ни черта не получалось. И только когда судьба меня свела с отцомсеньориты Кристины, я рискнул... Вот и все, пожалуй. Еще виски?

– С удовольствием, – кивнул Мазур.

Он решил не ломать пока что голову над тем, правдива толькочто выслушанная история, или с какой-то неизвестной пока целью выдумана то лиот начала и до конца, то ли в каких-то важных деталях. Сейчас этого просто неопределить.

– Одного я только не пойму, – протянул он задумчиво. –Вы то и дело упоминали о разведках, которых вы боитесь. При чем тут разведки?Или там кроме бриллиантов, еще что-то было?

Хольц, стряхнув мечтательность, уперся в него цепкимвзглядом:

– Почему вы задаете такиевопросы?

– Потому что не хочу связываться ни с какимиразведками, – сказал Мазур. – Для людей вроде нас с вами этосовершено ни к чему. Вдруг и у вас что-то такое на уме...

– У меня на уме только бриллианты, – сказалХольц. – А разведки... Там были еще и микропленки, куча самых разныхдокументов о наших отношениях с друзьями: расписки и донесения, материалы онекоторых деликатных акциях и тому подобное... Сюда эвакуировали архив одногоиз отделов.

– Кому это теперь нужно? – с самым наивным видом, какойтолько мог себе придать, воскликнул Мазур.

– Ну, не скажите... – с тем же превосходством протянулХольц. – Я, как опытный сотрудник известного ведомства, могу вас заверитьсо всей определенностью: такиедокументы не протухнут и за сто лет. Кое-какиеполитические партии существуют до сих пор – и активно участвуют в нынешнейполитике. Кое-какие фитили способны даже сегодня взорвать нешуточные бомбы.Наконец, до сих пор иные персонажи живехоньки... Этот архив для людей вроде насс вами абсолютно неинтересен – а вот политики и разведчики его смогут использоватьна всю катушку – по крайней мере, большую часть...

– И наверняка дали бы за него немалые денежки? –спросил Мазур.