– Вот этовы бросьте! – прямо-таки рявкнул Хольц. –По крайней мере, до тех пор, пока мы вынуждены работать вместе. Лично я несобираюсь через сорок лет вновь окунаться в этидрязги! Еще и оттого, что вподобных сделках слишком часто рассчитываются пулей, а не чеком – такпрактичнее, знаете ли. Забудьте об этих пленках к чертовой матери! Бриллианты –вещь гораздо более ликвидная, и они не влекут за собой таких сложностей.

– Да что вы разгорячились, я просто так спросил, радилюбопытства, – примирительно сказал Мазур.

– Любопытство вы удовлетворили. Вот и забудьте напрочь обэтом чертовом архиве. Кладоискательство и политика – два разных вида бизнеса, исмешивать их не стоит. Понятно?

– Да, понятно, понятно, успокойтесь! Говорю вам, я простопросчитываю все варианты. Неуютно как-то работать, зная, что на хвосте у тебявисит чья-то разведка...

– Успокойтесь, – бросил Хольц свысока. – До сих поря и не слышал, чтобы чьи-то разведки пронюхали о... Ко мне никто никакихподходов не делал...

«Счастливец ты, однако, – подумал Мазур. – А вотко мне – делали. Не далее как сегодня днем. Черт его знает, в конце концов, накого там работает Ронни, но факт остается фактом: по крайней мере, однаразведка что-то все же пронюхала. Он недвусмысленно упоминал о микропленках...У Кристины они уже на хвосте и у меня тоже, а может, и у тебя...»

Вслух он спросил:

– Что это вы так благодушно улыбаетесь?

– Да оттого, что ситуация лишена всякой двусмысленности инедомолвок, – почти благодушно ответил Хольц, радушно подливая емувиски. – Вы вроде бы не глупый парень, Джонни. Должны понимать, что изданного положения есть только два выхода: либо вы честно со мной сотрудничаетеи получаете свою законную долю, либо я вас шлепну без всякой жалости. Это –мечта всей моей жизни, понимаете? У меня давно уже нет другой. И я никому непозволю стать между мной и мечтой... – глаза у него и в самом деле былистрашными. – Я твердо решил пожить, как следует, за все эти годы... Я ещеуспею досыта попользоваться жизнью и теми возможностями, которые дают деньги...Похож я на старую развалину, как по-вашему?

Мазур присмотрелся внимательно. Вообще-то по его мнению,шестьдесят пять – многовато. Тем не менее, немец и в самом деле не выглядел ниразвалиной, ни стариком – крепок, лось, есть еще силушка. Ну, сие легкообъяснимо. Такаяцель и в самом деле способна придать человеку вроде него немалофизических и душевных сил, почище любого допинга...

– Понятно, – сказал Мазур. – Собираетесьраскуривать сигары от стодолларовых бумажек и купать певичек в шампанском?

Хольц ничуть не обиделся. Улыбнулся почти приятельски:

– Нет, то, о чем вы говорили – и крайности, и пошлости. Но яи в самом деле намерен погулять. За все эти сорок лет. У меня нет ни семьи, ниблизких. У меня есть только субмарина на дне. И сейф...

– А вы уверены, что он уцелел? – невинным тоном спросилМазур. – Мало ли как могло обернуться...

Будь он послабее духом, непременно испугался бы. В лицеХольца, в холодных синих глазах не стало не только человеческого, но извериного: это было что-то другое, страшнее, запредельное... Мазур приготовилсядаже к меткому удару, если тевтон все же потянется за пистолетом...

Обошлось. Не иначе как многолетние странствия и полнаяпревратностей жизнь научили Хольца владеть собой. Он сказал почти ровнымголосом:

– Больше не шутите так, Джонни. Ни к чему такиешуточки.Командирская каюта располагалась в кормовой части, за рубкой. Она не могла пострадатьнастолькоуж... Конечно, взрыв был не из слабых, лодку вполне могло дажепереломить пополам... Но если и так, обе половинки преспокойно лежат на грунте.Глубина для опытного аквалангиста не столь уж большая.

– Представляю, как там все изломало и перекрутило... –сказал Мазур, ничуть не играя. – И каково будет внутрьпротискиваться...

Хольц, выплеснув в рот виски, осклабился:

– А вы что же, мой юный друг, хотите получить двести тысячдолларов за пустяковую работенку? Нет уж, ради хороших денег нужно и из шкурывылезти, и рискнуть... Это справедливо?

– Справедливо, – со вздохом признался Мазур, несобираясь выходить из принятой на себя роли.

Ну что же, лучше поздно, чем никогда... Наконец-то хотьчто-то в его насквозь неромантичной жизни и еще менее романтичной работенапоминало классический шпионский роман в бульварной версии. Капитан Мазур,пусть и не в смокинге, танцевал медленный танец с очаровательной девушкой,пусть и не в первоклассном ресторане. Заведение как-никак было ступенек нанесколько повыше дешевой забегаловки, и музыка была экзотическая для обитателядругого полушария, а девушка, как уже упоминалось и подчеркивалось,очаровательна.

Оркестр старался. Музыка рыдала. Мелодия классического тангобыла для человека свежего столь печальной, унылой, трагической и рвущей душу насто пятнадцать кусков, что Мазур искренне удивлялся, наблюдая вокруг веселыелица, откровенный флирт, улыбки и смех. Поначалу ему казалось, чтонадрывно-тоскливая мелодия очень быстро заставит всех присутствующих безудержнорыдать крупными слезами, содрогаясь в приступах вселенской печали. Потом онпомаленьку привык, ему уже не казалось, что он на похоронах. Увы, после того,как инструменты, которые по пальцам одной руки можно было пересчитать, выдалисущий океан печали, Мазур поймал себя на том, что будет отныне хихикать надсамыми тоскливыми цыганскими мелодиями, тешившими русскую душу. В самом деле,никакого сравнения. Если считать цыганский оркестр чем-то вроде малокалибернойпушки, то здешние лабухи тянули на атомную бомбу...

И он покачивался себе бездумно посреди вселенской печали,старательно вспоминая, что все не так плохо, как способно внушить тоскливоетанго: все живы пока, планета цела, солнце не погасло... А главное, судя понекоторым наблюдениям и приметам, знакомым любому мало-мальски опытному мужику,столь же отрешенно колыхавшаяся в его объятиях девушка определенно ступила напуть, ведущий к приятному финалу, тому самому, что испокон веков тешит мужскуюгордость. Ничего еще не высказано вслух, ничего не решено, но Кристина в егоруках давно уже казалась сдавшейся.

Или хотела искусно создать у него впечатление, что посленедолгой осады австралийский супермен ее форменным образом очаровал, и нынче женочью, в уединенном домике, получит свою награду. Мол, даже благородные девицыс восходящей к конкистадором родословной не способны сопротивляться нынешнимнаследникам бесшабашных лейтенантов Кортеса, шагавшим по джунглям, как побульвару, а применительно к данному конкретному случаю – готовым нырнуть на дноморское за бриллиантами с нерассуждающей решимостью чугунного утюга...

В общем, какая-то частичка его сознания привычно стояла накарауле, не позволяла расслабиться, верить всем этим многозначительно-покорнымвзглядам, улыбкам и легким касаниям. Во всем следовало видеть игру: в том, какона прильнула, как опустила голову к его плечу. Чуть ли не все до единойместные встречи, местные знакомства имели двойное дно, потаенную изнанку, тогрязную, то кровавую. Бдительности ради следовало заранее полагать, что и вданном случае в очередном шкафу притаился очередной скелет, ожидая своейочереди явиться на свет божий, скалясь костяной мордой. И вообще, следуетпомнить классику, господа мои – самая очаровательная женщина, которую вжизни видел Шерлок Холмс, была приговорена к виселице за коварнейшееубийство... Нешто мы дурнее англичанина?