– Наверняка у тебя было какое-то имя, – задумчивопродолжала Лизетта, незаметно приблизившись к Крысолову и пытаясь заглянуть емув глаза. – Скажи, какое? Даже если она редко называла тебя им, скажи!Прошу тебя!

Он понял, что если не сказать, то она не отвяжется до самогоконца их пути, и страдальчески закатил глаза:

– Вихарт! Ну, успокоилась?! Мать называла меня Вихарт!И хватит об этом.

Некоторое время Лизетта шла рядом с ним в молчании, но затемне удержалась:

– Вихарт – очень красивое имя. Я не знала прежде никогос таким именем.

– И не узнаешь в будущем, если не заткнешься, –грубо оборвал он ее. – Иди молча, ясно? Ты мешаешь мне думать.

На подходящую пещеру он наткнулся почти сразу, стоило имвыйти к холмам. Перед ней высилась темно-серая разлапистая ель, а под елью оселзамшелый валун, усыпанный подсохшими иглами.

Детей Крысолов усадил возле валуна, свой конец веревкипривязал к дереву и достал из рюкзака лепешки, предусмотрительно захваченные втрактире. Лепешек было много. Дети сидели, равнодушно жуя, и по их глазам онвидел, что они вот-вот заснут.

Лизетта тоже заметила это.

– Они хотят спать… Бедняжки, столько идти!

Он осмотрел пещеру, выбросил оттуда обглоданные высохшиекости – кажется, кто-то полакомился дикой козой – и вернулся к своим пленникам.У белокурой девочки лепешка выпала из руки, но поднимать ее она не стала,бессмысленно глядя перед собой.

– Коринна почти спит, – вполголоса заметилаЛизетта, очищая от игл, попавших в дырявые башмаки, ножки самого младшего,Якоба.

– Твой муж, должно быть, уже поднял весь город напоиски. Из-за тебя поднимется большой переполох… Куда больше, чем из-заних. – Крысолов кивнул на детей.

– Ты плохо знаешь моего мужа! – возразила Лизеттас резкостью, удивившей его. – Переполох поднимется, но не из-за меня, аиз-за нее. – Она кивнула на девочку, наклонившую прелестную головку набоки прикрывшую глаза.

– Как бы ни была знатна ее фамилия, но супруга главыгорода важнее любого ребенка, – пожал плечами Крысолов, подумав, чтоЛизетта, пожалуй, все-таки глупа.

– Коринна – не любой ребенок! – тихо, чтобы неслышала девочка, бросила Лизетта. – Она племянница Людвига!

– Что?

– Дочь его сестры. Поверь мне, Вихарт, мой супругвыложит куда больше золота за нее, чем за меня! Он очень… – она запнуласьи закончила без выражения: – Он очень привязан к девочке.

Очевидно, спохватившись, что сказала лишнее, Лизеттазамолчала и вернулась к своему занятию: продолжила осматривать ножки мальчика.

– У тебя есть дети? – неожиданно для себя спросилКрысолов, глядя на золотистые волосы с лисьим оттенком, рассыпавшиеся из-подчепца.

Женщина молча покачала головой.

– Отчего? Ты бесплодна?

Лизетта обернулась, и гневные слова уже готовы были сорватьсяс ее губ, но в последний миг она сдержалась. Качнула головой, что можно былопринять и за согласие, и за отрицание, и по ее замкнутому лицу он понял, чтобольше ничего не услышит.

Перенести детей в пещеру было не так просто, как емуказалось, и он изрядно попотел, укладывая каждого из них. Закончив с этим,спустился к ручью, журчавшему неподалеку, набрал свежей воды и вернулся,опасаясь обнаружить, что Лизетта сбежала. Но она сидела на земле, прижавшись кстволу дерева, словно собака, забытая хозяином на привязи. Он отвязал ее,отчего-то поверив, что она не воспользуется его добротой – глупая уверенность,если подумать, но думать ему не хотелось. Сначала женщина забралась в пещеру, кдетям, но затем села возле выхода, обняв себя руками, глядя на лес,расстилавшийся внизу.

Утром он отправит ее в город, а сам с детьми переберется вдругое место… Как ни хитер бургомистр, а он перехитрит его. Похотливый толстякне откажется платить, раз у Крысолова его сокровище, белокурое дитя сразвратным взглядом.

Крысолов не собирался разводить костер, понимая, чтоотблески огня выдадут его с головой, но не успело солнце сесть, как над лесомсобрались тучи и хлынул такой ливень, словно святой Петр копил небесную воду позаказу Крысолова, не давая ей проливаться раньше времени. В такой дождь невидно дальше двадцати шагов, и потому он, забравшись под ель, развел небольшойкостер и выпустил из коробки Ушастого.

Через некоторое время пришла Лизетта, пристроилась напротив,глядя на пламя. Крысолов наклонился, поворошил угли, и по ним засноваликрасные, как глаза крыс, огоньки.

– Завтра пойдешь в город с утра. Скажешь на словах, чтоза возвращение детей я увеличиваю плату в два раза. Двести солидов и две тысячиденариев – вот цена за то, чтобы все малютки вернулись домой.

– А если они откажутся?

Крысолов пожал плечами:

– Ты думаешь, я потащу детей с собой? Они выпьют по триглотка того же средства, что выпили днем, и заснут вечным сном.

– Ты не сделаешь этого!

Убежденность, прозвучавшая в ее голосе, позабавила его:

– Отчего же? Что может меня остановить? Подумай,Лизетта: я освободил Хамельн от крыс, а твой муженек вышвырнул меня, незаплатив и медной монеты. Он бы бросил меня в тюрьму, дай я ему такуювозможность, но не успел. Не сомневаюсь, сейчас он клянет себя за это… Меняпрогнали с позором, и слава моя побежит впереди меня. Вы готовились к голоду,готовились к позору, я избавил вас от того и другого – и что же? Разве кто-тозаступился за меня, когда твой муж решил подкупить Курца? Разве кто-то возвысилсвой голос в мою защиту, когда мне не бросили и собачьей подачки? Останьсякрысы в Хамельне, и вряд ли кто-то из этих детей, – он кивнул напещеру, – увидел бы следующее лето. Так что я всего лишь сделаю то, чтослучилось бы и без меня.

Кажется, теперь она была куда менее уверена, чем прежде. Емунравилось наблюдать за страхом и смятением, отражавшимися на ее лице, и видеть,как она волнуется и от волнения прикусывает нижнюю губу.

– Ты не убьешь их! Ты… Ты совсем не так жесток, какпритворяешься!

Он от души расхохотался, и от его смеха Лизетта вздрогнула.

– Жестокость? Да ты сама как глупый ребенок! Жесток ябыл бы, если бы мучил их, как твои сограждане мучили несчастных неповинныхкошек… А я лишь дам им такую смерть, которая для многих является благом. Еслитвой муж откажется платить…

– Он не откажется!

– Завтра и поглядим. Ты должна вернуться к этой пещередо захода солнца. Я стану ждать неподалеку. Если приведешь кого-нибудь или затобой тайно отправят людей, я замечу их – и тогда прощайтесь с детьми. Тыпринесешь с собой выкуп, и я уйду с ним, а потом сообщу, где спрятаны вашиптенчики.