Лизетта взяла палку, поворошила угли в затухающем костре.Капля дождя упала с промокшей еловой лапы ей на лицо, и она безотчетно стерлаее, думая о чем-то своем.

– Мне кажется все же, что ты добрый человек, –невпопад сказала она, глядя на него со странным выражением.

Он не нашелся что ответить и лишь криво усмехнулся. «Добрыйчеловек!» Вот, значит, как она думает о нем?

– Скажи… – не сводя с него глаз, спросилаЛизетта, – ты никогда не жил в Танненбурге?

– Я даже не знаю, где это.

– Это маленький городок по соседству с Хамельном. Я тамвыросла. Когда я была маленькой, мы играли вместе с мальчиком… он был чем-топохож на тебя. Мы были совсем детьми. А потом его увезли, и я очень горевала.Он был моим другом.

– Нет, – покачал головой Крысолов, отчего-тоиспытывая чувство, похожее на сожаление. – Никогда не был в этом городе.

– Знаешь, я сделаю все, чтобы тебе было лучше! – снеожиданной горячностью сказала Лизетта. – Клянусь, я сделаю это!

Теперь настала очередь Крысолова озадаченно смотреть на нее.Нет, по лицу не похоже, чтобы она лгала… Черт их разберет, конечно, этих баб, сих лживыми штучками и хитростью, которой позавидовала бы и лисица… Но,кажется, она и впрямь собирается позаботиться о нем.

От этой мысли в душе его шевельнулось что-то, чему он незнал названия, и ему захотелось отплатить ей лаской. Как-никак, она не мешалаему, не создавала сложностей… Мало какая женщина на ее месте вела бы себя также храбро! Но ласковых слов он не знал, да и считал себя не мастаком говорить,поэтому распорядился:

– Сходи в пещеру, достань из моего мешка дождевик. Онвверху, под флягой. Холодает, а твое платье… Оно не для ночей в этих холмах.На, возьми. – Он сунул в костер влажную еловую ветку, и та нехотязагорелась, чадя серым дымом.

Вновь быстрый взгляд темных глаз – и, выхватив у него ветку,Лизетта метнулась в пещеру так стремительно, будто он сказал, что собираетсяпобить ее. Вернулась не сразу, неся в руках накидку из козьего пуха –непременную принадлежность любого странника, кем бы он ни был – крысоловом илипилигримом.

– Завернись, – приказал он, оправдывая себя тем,что она нужна ему здоровой.

Лизетта накинула серый дождевик на плечи и благодарноулыбнулась:

– Тепло… Ой! Забыла!

Спохватившись, она вытащила из складок платья его флягу, вкоторую он набирал воды из ручья, и протянула ему.

– Я подумала, ты захочешь пить, и захватила.

Он нахмурился, и она тут же подалась вперед, заговорилаторопливо и виновато:

– Нельзя? Я отнесу! Не сердись, я ее не открывала и непила ни глоточка! Разве я могу пить твою воду? Просто я решила, что тебе…

– Перестань, – остановил он ее, откупоривая флягу:в конце концов, ему и в самом деле не помешал бы глоток. Жадно отпил, утергубы. – Должно быть, ты сама хочешь пить?

Лизетта покачала головой.

– Нет, я не хочу. Мне бы поспать… Держи, – онасбросила накидку, протянула ему. – В пещере она мне не понадобится.

Он кивнул, не споря. И правда, в пещере она может прижатьсяк детям, и их теплые тела согреют ее. А ему всю ночь сидеть здесь, сторожитьих… Дождь вскоре кончится, и ему придется потушить костер: с бургомистрастанется прочесывать холмы и ночью.

Женщина ушла. Крысолов сидел возле огня, подбрасывая поленьяв костер и слушая, как рассерженно шипит огонь, когда в него проливается вода селовой ветки. Нет, никто не станет слагать о нем песни и рассказывать своимвнукам истории о Крысолове… Но зато он покинет этот город с обещанной наградой,а сверх того – еще опустошив казну Хамельна и карман самого бургомистра.

Он сам не заметил, в какой момент от мыслей о бургомистреперешел к мыслям о его жене. Значит, о пристрастиях супруга Лизетты не зрясудачат в городе… Что ж, старому развратнику придется от души заплатить за своишалости и страстишки. Но ее – ее было жаль. Немного зная род людской, Крысоловне сомневался, что именно Лизетта, а не ее муж, подвергается насмешкам вХамельне, и это о ней судачат за спиной и посмеиваются, будь она хоть дюжинураз женой бургомистра. Местные кумушки перемывают ей кости, а мужчины поглядываютсвысока. Вот бургомистр – тот пользуется уважением и почетом… Но не она, неона…

Крысолов чувствовал, что глаза слипаются. Слишком многовремени он провел без сна, и усталость наваливалась, наплывала каплей навосковой свече, и сквозь дрожание потухающего огня ему виделись свечи в соборе.

Дождевик из козьего пуха грел отменно, не хуже хорошегомеха. Он завернулся в него, чувствуя, как тепло проникает вглубь, мохнатойшкурой медведя закрывает свет, и сам ощутил себя медведем, забирающимся глубоков берлогу. Там было темно, сухо, и Крысолов облегченно погрузился в сон».

Пересечение, о котором говорил Илюшин, они нашли два часаспустя после того, как тот уехал. Бабкин схватился за трубку, но телефон Макаране отвечал.

– Тащите сюда эту гниду, – прорычал он, несдерживаясь, но под укоризненным взглядом Крупенникова взял себя в руки.

Сушкова привели сонного и страшно недовольного.

– Вы что, с ума сошли? – зашипел он отдвери. – Одно слово Перигорскому шепну, и вас здесь…

– Вы почему скрыли факт знакомства с АллойРокуновой? – с тихой угрозой в голосе спросил Бабкин, и Сушков осекся наполуслове.

– Что… что значит – скрыл?! – начал он, придя всебя, но Сергей снова перебил его:

– Рокунова была любовницей вашего Безикова! Жила в егодоме! И как раз тогда, когда вы с ним, уважаемый, очень тесно работали вместе.Не вздумайте мне говорить после этого, что вы ее не знали!

– Сдурел, что ли, мент?! – заорал Сушков. –Еще я буду шлюх Витькиных запоминать!

Бабкин не отреагировал на оскорбление, чувствуя, что Сушковнарочно старается вывести его из себя.

– Так вы имели дело с ней раньше? – невозмутимоспросил он. – Какие у вас были отношения?

– У нас вообще не было отношений!

– Но вы же встречались, когда она жила с Безиковым,правда?

– Не помню. Может быть, и встречались.

Сушков не успел взять себя в руки сразу, и Бабкин успелзаметить что-то, мелькнувшее в бесцветных глазах, когда он упомянул Рокунову.Теперь он не собирался отступать, намереваясь вытрясти из этого человечка все,о чем тот умолчал.

– Постарайтесь припомнить, Сергей Иванович. Вынаверняка здоровались с девушкой при встречах… О чем-то разговаривали. Так?

– Ну… наверное, так.

– Наверное или так?

– Так, так! – раздраженно бросил Сушков.