– Хорошо, что вы об этом вспомнили. Так какие у васбыли отношения?

– Я вам уже двадцать раз сказал, что у нас не былоотношений!

– А до этого, Сергей Иванович, вы двадцать раз сказали,что не видели прежде никого из девушек. Затем выяснилось, что не только видели,но и неоднократно встречались с одной из них. Вы же бывали в доме Безикова…Бывали?

– Бывал… Иногда.

– И Аллу Рокунову, наверное, видели?

Сушков прикрыл глаза, словно не в силах смотреть на сыщика:

– Господи, ну видел, видел! И что с того?!

– Так это же замечательно, что видели! – обрадовалсяБабкин, придвигая к себе блокнот. – Расскажите, как вы с ней общались?

Но спустя полчаса он отодвинул блокнот обратно на крайстола. Сушков уперся и стоял на своем: да, он встречал раньше Рокунову, и дажеприпомнил, что она была любовницей его шефа, но никакого общения, кромевежливого обмена репликами о погоде и здоровье, между ними не было. Лицорусалки Ливи, когда он увидел ее в клубе, показалось ему знакомым, но он понял,что это именно она, только после слов Бабкина. А до этого ему мешал узнать ееяркий макияж, да и вообще – у него плохая память на лица! Он ничего не скрывал,да и зачем – подумаешь, виделся раньше с любовницей своего бывшего начальника!Это никак не связано со смертью Микаэллы.

Теперь, когда Сушков пришел в себя, сдвинуть его с этойпозиции было невозможно, и Бабкин понял, что больше он от чиновника ничего недобьется.

– Еще что-нибудь хотите сообщить? – спросил оннапоследок.

Нет, Сушков не хотел. Когда Крупенников увел его – на этотраз с охраной, как отметил усмехнувшийся про себя Бабкин, – он собиралсявызвать к себе Коромыслову и Федорчук, но в последний момент передумал.

– Степаныч, спроси там у охраны – наши красотки еще неспят? – позвонив, поинтересовался он. – Нет? Тогда скажи, что ясейчас к ним приду – хочу кое-что уточнить.

Бабкина проводили до комнаты «русалок», и, войдя внутрь, оннатолкнулся на две пары настороженных глаз. Оксана и Женя сидели в креслах имолча смотрели на него.

– Девчата, задам пару вопросов и уйду, – заверилСергей. – Постарайтесь припомнить: Рокунова, то есть Ливи, что-нибудьрассказывала вам о своей прежней жизни? До того, как она попала в клуб?Упоминала какие-нибудь фамилии?

– Она очень мало о себе рассказывала, – послепаузы сказала Клео. – Да мы и не особо спрашивали.

– Почему?

– Потому что не хотели с ней разговаривать! –выпалила Оксана, и Сергей поймал предостерегающий взгляд рыжей, брошенный нанее.

Он видел, что обе девушки на взводе, хотя рыжая держитсякуда лучше. Обстановка в комнате была наэлектризована. «Устали, вымотаныбесконечными расспросами и нервотрепкой, возможно, поссорились… Ихпрослушивают, и наверняка они об этом знают, а необходимость следить за словамине добавляет спокойствия. Но есть что-то еще, что-то еще…»

– Почему же не хотели? – мягко спросил он. –Потому что она заняла место Софи?

– Сони, а не Софи, – процедила сквозь сжатые зубыЖенька. – Ее звали Соня!

– Так из-за этого?

– Да!

– Но потом мы подружились! – быстро вставилаЭль. – То есть почти…

Бабкин продолжал задавать вопросы, видя, что девушки держатсяна пределе. Если раньше им удавалось скрывать свои чувства, то теперь обеим нехватало душевных сил и хладнокровия, чтобы притворяться.

– Как Микаэлла относилась к Соне? – спросил он, иумоляющий взгляд Оксаны метнулся к Женьке, взывая о помощи.

– Мы не знаем! – отрезала Женька, и Оксанаоблегченно повторила за ней: «Да, мы не знаем…» Бабкин подумал, что, устрой ондопрос каждой по отдельности, Оксана не выдержит первой, но чутье удерживалоего от того, чтобы развести их по разным комнатам. Смутное ощущение, что онстал свидетелем невысказанного противоборства, которое играет ему на руку.

Рыжая леденела с каждым новым вопросом, отвечала односложно,не смотрела на Сергея. Пару раз ему показалось, что она готова броситься нанего или на Эль, съежившуюся в кресле. Та слишком подробно отвечала Бабкину, нев силах сообразить, что можно говорить, а что нет, и сама пугалась, чтосболтнула лишнее.

Видя, что о Соне обе не станут разговаривать, Сергей, поймавглазами обнаженное запястье рыжей, спросил не задумываясь:

– Жень, а где твой браслет? Тот, из бусинок?

Оксана вскочила, и, переведя на нее удивленный взгляд,Сергей увидел, что ее и без того бледное личико побелело еще сильнее.

– Сядь, – голосом, в котором отчетливо лязгнулметалл, приказала ей Женя.

Эль стояла, не двигаясь, вцепившись в спинку кресла.

– Сядь, я тебе сказала!

– А ты мне не приказывай, ясно?!

– Что?!

– Что слышала!

– Не понял… – протянул Бабкин. – Красавицы,что здесь происходит?

– Ничего! – истерически вскрикнула Оксана. –Все нормально!

– Заткнись!

– Я ему ничего не сказала!

– Господи, да замолчи же ты!!

Эль зажала рот рукой, испуганно глядя на подругу. Женька,если бы могла, испепелила бы ее взглядом. Она тяжело дышала, не отрывая глаз отЭль.

– Так где браслет, голубушки?

Взгляд Женьки заметался по комнате. Бабкин изумленно следилза ней, не понимая, почему простой вопрос вызвал такую бурю эмоций, но несобираясь уходить, не выяснив правды.

– Э-эй! Евгения! Где браслет, спрашиваю!

– Потеряла! – выкрикнула Эль, вид у которой сталобезумевший. – Она его потеряла!

Женька кусала губы, вжавшись в спинку кресла. Капелька кровивыступила на нижней и набухала все сильнее.

– Допустим… – медленно проговорил Сергей, переводявзгляд с одной на другую. – Хотя вы сегодня были от силы в трехпомещениях, и найти его не составит труда. Кстати, а откуда он вообще взялся,этот браслет?

Гнетущая тишина повисла в комнате. В этой тишине Бабкинуслышал негромкий, но отчетливый звук, источник которого он не сразу смогопределить. Оксана-Эль тихо поскуливала, не открывая рта, и казалось, вот-вотпотеряет сознание.

– Сядь! – приказал Бабкин, и когда Эль неотреагировала, подошел к ней и силком усадил в кресло. Поскуливание непрекратилось, лишь стало тише.

Сергей уселся напротив Эль, почесал в затылке, поднял темныеглаза на Клео, рыжие волосы которой разметались по спинке кресла, словно змеина голове Медузы Горгоны. И лицо ее было искажено так же, как на картинке встарой книге легенд и мифов Древней Греции, которые Сергей любил перечитывать вдетстве. «В этом клубе у каждой вещи есть свое назначение, даже если поначалукажется, что она бессмысленна», – всплыли у него в памяти слова Илюшина,сидящего на корточках перед статуей.