Джесси откинулась в кресле и снова закурила, чувствуя, какот табака щиплет кончик языка и болит голова, а весь организм протестует противстоль долгого пребывания перед «Маком». В доме стояла тишина, котораяудостоверяла, что деятельная Мэгги отбыла в направлении супермаркета ихимчистки. Джесси удивилась, что Мэгги ушла, не сделав последней попыткиоторвать ее от компьютера. Наверное, Мэгги решила, что это будет напраснойтратой сил, – пусть Джесси сама дойдет до этого. Да и в конце концов она здесьтолько работает. Последняя мысль была для Джесси неприятна.

Наверху скрипнула доска. Джесси вздрогнула: сигаретаостановилась в сантиметре от ее губ.

«Он вернулся! – закричала Чудо-Юдо. – Джесси, он здесь!»Нет, это не он, его тут нет. Ее глаза снова обратились к фотоснимку. Узкоемертвенно-белое лицо, кривые губы. Она подумала: «Я точно знаю, где тынаходишься, подонок, – в тюрьме».

Однако рассудок не мог одолеть ее страха – в глубине душиона продолжала верить, что преследующий ее призрак неподалеку. Он только ждал,пока дом опустеет, и если она сейчас снимет трубку с телефонного аппарата,который стоит на столе, гудка не будет, как его не было у всех аппаратов в дометой ночью.

«Твой друг Брендон может снисходительно улыбаться сколькоугодно, но мы-то знаем правду, не так ли, Джесси?» Она схватила трубку здоровойлевой рукой и услышала обычный гудок. Она положила трубку обратно. Странная,мертвая улыбка играла в уголках ее рта.

«Да, я знаю точно, где ты находишься, ублюдок. – подумалаона. – Ты в оранжевой униформе сидишь в камере окружной тюрьмы, а камеранаходится, как сообщил Брендон, в самом дальнем углу старого крыла, так чтозеки не могут добраться и шлепнуть тебя до того, как тебя посадят перед жюрисограждан и будут судить.., если подобное существо вообще имеет каких-либосограждан. Я еще не освободилась от тебя, но я освобожусь, обещаю тебе это».

Ее глаза снова вернулись к экрану компьютера, и, хотясонливость от таблетки и бутерброда еще не совсем рассеялась, она боялась, чтоне сможет завершить то, что начала.

«Теперь время рассказать о Реймонде Эндрю Жобере». – написалаДжесси. Но сможет ли она?

Она так устала. Ведь она гоняет этот курсор по экрану ужевесь день. Может, лучше пойти наверх и соснуть, а завтра вытащить текст изпамяти и снова поработать…

Голос Чуда-Юда остановил ее. Этот голос появлялся теперьнечасто, и Джесси внимательно выслушивала все, что он говорил.

«Остановись теперь, Джесси, не надо вводить текст в память,– просто сотри его. Мы обе знаем, что у тебя не хватит мужества во второй разприступить к этой теме, ведь это не просто написать – и точка. Иногда нужнаогромная воля, чтобы написать такое. Вытянуть это из глубины сознания ивыразить словами на экране».

– Да, – пробормотала она, – как оторвать часть души. Аможет, и сердца.

Джесси затянулась и погасила сигарету, не докурив ее. Она впоследний раз посмотрела на вырезки, а затем на пейзаж Приморского бульвара изалива. Снегопад давно уже прекратился, светило яркое солнце, но едва ли этонадолго: февраль в Мэне неприветлив.

– Ты права, Чудо-Юдо, – сказала Джесси в пустоту комнаты. –Так мы продолжаем, моя милая?

Ответа не было, но Джесси и не нужен был ответ. Она сновапустила курсор и продолжила стучать по клавишам. Она не останавливалась оченьдолго, даже чтобы закурить.

"Теперь время рассказать о Реймонде Эндрю Жобере. Этобудет непросто. Но я попытаюсь. Так что налей себе еще чашку кофе, а если, утебя есть под рукой бутылка бренди, она тебе не помешает, милая. Начинаем частьтретью.

Передо мной на столе все вырезки, однако статьи и заметки неговорят всей правды, которую я знаю. – а еще есть то, чего я не знаю, да ивообще вряд ли есть человек, которому известны все дела Жобера, и слава Богу.Ведь газеты, по существу, только подобрались к его делам, и если изложить ихполностью, это будет сборник кошмаров, который никто не сможет прочесть.Основная информация не из газет поступила ко мне в последние дни благодаряБрендону Майлерону. Я попросила его зайти, когда связь между историей Жобера имоей собственной стала настолько очевидной, что ее невозможно сталоигнорировать.

– Ты полагаешь, именно он был тем человеком, да? – спросилБрендон. – Он был у тебя в доме?

– Брендон. – сказала я. – я уверена, что это он.

Он вздохнул, посмотрел на свои руки, потом снова на меня; мысидели в этой комнате, было девять утра, и теперь уже не было тени, котораяскрывала бы его лицо.

– Я должен извиниться перед тобой, – сказал он, – ведь ятебе тогда не поверил.

– Я знаю. – ответила я так мягко, как могла.

– Но теперь я верю. Господи. Джесс, ты что, хочешь знать онем все?

Я сделала глубокий вдох и сказала:

– Все, что ты сможешь найти. Его лицо затуманилось.

– Это не так безобидно, – начал он. – Я имею в виду вот что.Если ты скажешь, что это дело тебя касается напрямую, я вынужден буду занятьсяим, но тогда придется снова открыть дело, которое фирма считает закрытым. Иесли кто-нибудь из тех, кто знает, что я интересовался этим делом осенью,увидит, что я занялся Жобером в связи с тем же делом в конце зимы, то…

– У тебя могут быть неприятности, – сказала я. – Об этом яне подумала.

– Да. – подтвердил он. – Но не это меня волнует. Я большой имогу сам о себе позаботиться. Гораздо больше меня беспокоит то, что касаетсятебя. Джесс. Ты снова можешь оказаться на первых страницах газет после всехнаших стараний закрыть это дело. И даже не это главное. Главное еще серьезнее.История Жобера – перечень самых мерзких преступлений, совершенных в НовойАнглии со времен второй мировой войны. Понимаешь, кое-что здесь настолькопоганое, что излучает радиацию, и в зараженную зону не стоит соваться безосновательной причины и тщательных мер предосторожности, – Он нервнорассмеялся. – Я бы туда не сунулся без крайней необходимости.

Я положила ему руку на плечо.

– Я не могу объяснить, каким образом оно меня касается. –сказала я, – но могу сказать, почему; этого достаточно, хотя бы пока?

Он мягко погладил мою руку и кивнул.

– Есть три вещи. – сказала я. – Первое – я должнаудостовериться, что это он. Второе – я должна знать, какие преступления онсовершил. И третье – я хочу быть уверена, что, проснувшись, не увижу егостоящим в углу моей спальни.

Все вернулось, Рут, и я заплакала. И никак не моглаостановиться.