– Влипли мы с вами, – Доценко в отчаянии покачалголовой. – А все я виноват: ныл, ныл, хотел скорее от Анны освободиться.

– Я тоже виновата, – вздохнула Настя, – этоже я вам сказала, что можно больше ее не трогать. Ну, прокололись мы с вами,ошиблись, но все равно это не настолько смертельно, как пытается представитьМельник. Лазарева не в бегах, по крайней мере из Москвы она не уехала, Коротковее видел в редакции своими глазами. Другое дело, что мы с вами не знаем, зачемона приходила туда и искала Баглюка, но Баглюк – это совершенно другая песня,не имеющая к семи трупам ни малейшего отношения. Ладно, Миша, чего теперь головупеплом посыпать, надо звонить следователю, пусть выносит постановление обобъявлении Лазаревой в розыск. Не будем нарываться на еще большие неприятности.

– А если его на месте не окажется?

– Кого? Следователя?

– Ну да. Мельник же сказал, через пятнадцать минутпроверит, а иначе уволит нас обоих.

– Ой, Миша, ну что вы обращаете внимание на всякиеглупости! Сказал, сказал… Он может проверить через пятнадцать минут, поставленли следователь в известность, а командовать ему, когда выносить постановление,он не может. И вообще, никого он увольнять не собирается, он же не идиот, и таклюдей не хватает. Сейчас позвоню Косте Ольшанскому, покаюсь во всех грехах,будем надеяться, что он пойдет нам навстречу.

– А вдруг его нет на месте? – настойчиво спросилДоценко.

– Ну нет – так нет, перестаньте дергаться, я вас прошу.

Настя сказала это сердито и тут же мысленно обругала себя.Какое право она имеет так разговаривать с Михаилом? Ей хорошо, она уже почтирешила сама для себя, что работать с Мельником не будет, особенно послесегодняшнего, поэтому одним скандалом больше – одним меньше большого значенияне имеет. Для нее лично не имеет. А для Доценко? Ему-то с Барином еще работатьи работать, и он, естественно, не стремится ни к каким выволочкам. Есть золотоеправило: получил нагоняй – промах исправляй, быстро исправишь – репутациюпоправишь. Это ей на свою репутацию в глазах Мельника наплевать, а с Мишей всепо-другому. И сердиться на него она никакого права не имеет.

Но Доценко как в воду глядел: в кабинете Ольшанского телефонне отвечал, а по другому телефону секретарь ответила, что Константин Михайловичвыехал на обыск. Поскольку дама-секретарь была ярой поклонницей детективнойлитературы и особенно любила книги, написанные Татьяной, женой Стасова, Настянесколько раз в форме подлизывания приносила ей новые повести с автографами,чем снискала полное и глубокое доверие одной из старейших работницследственного отдела городской прокуратуры. Посему адрес, по которомуследователь Ольшанский в данный момент проводил обыск, получила без труда.

– Поехали, Мишенька, – сказала она, натягиваякуртку, – попробуем поймать Костю раньше, чем это сделает наш Барин. Ужешестой час, Ольшанский может после обыска в прокуратуру не вернуться.

– А вечерний отчет? – с тоской спросилДоценко. – Надо бы отпроситься у Мельника, а то еще больше орать будет.

– Миша, не будьте ребенком. Нас Гордеев избаловал, этоточно. Никогда не приходилось думать о том, как обмануть начальника, каквыкрутиться. Ничего не поделаешь, придется осваивать эту науку.

Она сняла трубку внутреннего телефона и набрала номерЖерехова, заместителя начальника отдела.

– Пал Василич, мы с Доценко едем выполнять поручениеМельника. Если он будет нас искать, напомните ему об этом, пожалуйста, а то они забыть может, ругаться начнет, что мы с отчетом не явились.

Намерение сменить место работы и начальника крепло в ней скаждой минутой. Нельзя сказать, что Анастасия Каменская была честна и абсолютноправдива во всем, конечно же, нет, иначе она не смогла бы работать в уголовномрозыске. Но думать о том, как обмануть начальника, ей действительно запоследние десять лет ни разу не приходилось. В этом просто не возникалонеобходимости, более того, это было глупо и опасно, потому что Колобок-Гордеевмог дать очень дельный совет и оказать помощь. Он доверял своим подчиненным, ихопыту и интуиции и не топал ногами, когда его указания выполнялись неточно илине выполнялись, если причины для этого были вескими. А работая с Мельником,приходится постоянно думать не столько о раскрытии преступлений, сколько о том,как бы не подставиться. Противно и унизительно.

* * *

Они довольно быстро добрались до места, указанногодобросердечной секретаршей. Перед подъездом дома стояли две машины –милицейская с синей полосой и голубые «Жигули» Ольшанского.

– Успели, – с облегчением сказала Настя. –Теперь можно спокойно ждать, когда Костя выйдет. Заодно и воздухом подышим.

Она достала сигареты и зябко поежилась. Мороза не было, подногами по-прежнему хлюпал подтаявший снег, но налетавший сырой ветер то и делошвырял в лицо отвратительную смесь крупки и дождя. Гулять по такой погоде –удовольствие ниже среднего. Настя заглянула в подъезд в надежде найти тамвременное прибежище, но сразу же вышла обратно. Дом был старый, с грязнойлестницей и обшарпанными стенами. Лучше уж на улице побыть.

Она совсем окоченела, когда наконец появился Ольшанский всопровождении трех человек.

– Настасья? Какими судьбами? Привет, капитан, –кивнул он Михаилу. – Что случилось?

– Поговорить надо, Константин Михайлович.

– Подождите минуту, я сейчас освобожусь.

Ольшанский отошел в сторонку, о чем-то коротко переговорил стеми, кто был вместе с ним на обыске, и открыл свою машину.

– Садитесь, в тепле поговорим, – сказал он.

Настя быстро забралась в салон и достала из сумки носовойплаток, чтобы вытереть мокрое от дождя и снега лицо. Длинных объяснений непонадобилось, Константин Михайлович все понял сразу.

– Круто с вами новый шеф обходится, – хмыкнулон. – Тяжко небось?

– Не то словечко, – призналась она.

– А что, капитан, – обратился следователь кДоценко, – помнишь наш разговор давний? По-моему, теперь тебе самое времяслужбу менять.

Настя знала, что Ольшанский давно уже пытается переманитьМихаила на следственную работу, высоко ценя его способность получать точные иправдивые показания от свидетелей и потерпевших. И точно так же она знала, чтоДоценко всегда от этих предложений отказывался. Неужели и теперь откажется?

– Я подумаю, – очень серьезно ответилМихаил. – Может быть, вы и правы, действительно нужно уходить.

– Я всегда прав, – засмеялся Ольшанский. –Потому что я следователь. Давай, Миша, не тяни, не жди, пока все нервыистреплешь с новым-то. А я буду твоим наставником, возьму тебя как молодогоспециалиста под крыло, так что не бойся, не боги горшки обжигают.

– Я подумаю, – повторил Доценко.

Насте стало тоскливо. Она уйдет, это решено. И Миша,наверное, уйдет, зачем ему эти приключения на свою голову. Потом потянутся идругие. Все, что так кропотливо и любовно создавал, собирал по крупицам иотшлифовывал Гордеев, развалится в один момент, рухнет, как карточный домик.Жалко до слез. И перед Гордеевым стыдно, не выдержали первых же трудностей,струсили, разбежались, как крысы с корабля. Может, ей все-таки не уходить?Мишка в рот ей смотрит, считает ее непререкаемым авторитетом, и если она уйдет,то и он примет предложение Ольшанского, можно не сомневаться, а если онаостанется, то и его сможет удержать. Надо еще потерпеть, постаратьсяпривыкнуть. Конечно, всем противно, всем тяжело с новым начальником, но все жетерпят, никто об уходе не заговаривает. Только она. Что же она, слабее всех?