– Константин Михайлович, – сказала она снаигранным возмущением, – вы что это удумали? Кадры переманивать? Нехорошоискать топор под чужой лавкой.

– Конечно, лучше, чтобы этим топором пользовался ваш Мельник, –отпарировал следователь. – То-то он дров нарубит, на три избы хватит, ещеи останется. Этого дожидаетесь? Ладно, шучу, сами разберетесь, кому гдеработать. Так что с вашей Лазаревой будем делать? Объявлять в розыск?

– Объявляйте. Мельника все равно не переубедить. Онсчитает, что она причастна к убийствам, и отступать от этого не собирается.

– Так, может, действительно причастна? –прищурился Ольшанский. – Не станет же Мельник безосновательно упираться,значит, какие-то основания у него есть.

– Константин Михайлович, основания у него есть, еслисчитать семь убийств серией.

– Ну так?..

– А у меня есть основания считать, что это не серия.Вот и выбирайте, кому вы больше верите, мне или Мельнику.

– Ишь ты! – расхохотался он. – Нормальныймужик, выбирая между мужчиной и женщиной, должен выбрать женщину. А янормальный. Я только хочу понимать, почему Мельник к твоим доводам неприслушивается. Мне они показались вполне убедительными. Тем более я знаю оработах Самойлова и о той зеленоградской истории тоже знаю. Я бы на местетвоего начальника поверил тебе. И если он поступает по-другому, я хочупонимать, почему он это делает, из каких соображений. Или ты опять не все мнерассказываешь?

– Да нет, на этот раз все рассказала, ничего не утаила.А вот Мельнику я действительно про Самойлова не говорила.

– Отчего же? Это ведь самое главное в твоихрассуждениях.

– Да ну… – Настя пожала плечами, – я и вам-торассказала только из уважения. А он бы меня вообще на смех поднял. Вы же самизнаете, как у нас к науке относятся. И нет у Мельника никаких соображений, естьтолько тупое упрямство и неумение отступать от своей позиции, даже когда этоявно нужно сделать. Он так активно поддерживал нас, когда мы искали серийногоубийцу, моделировали его портрет, вышли сначала на идею высокойженщины-спортсменки, потом вычислили Лазареву, а теперь он просто не в силахпризнаться самому себе, что все было напрасно. Он тогда так нахваливал нас, накаждой оперативке всем в пример ставил. Что же теперь получается, что он дурак,поддерживал и выпячивал неправильную версию, хвалил глупых подчиненных? Никогдав жизни он этого не допустит. У таких, как Мельник, лучше уж пусть серийныйубийца вообще останется непойманным, чем в результате окажется, что начальникзаблуждался. Вот вы только что сказали, что всегда правы, потому что вы –следователь. А Мельник всегда прав потому, что он начальник. Понимаете разницу?

– Ох, как ты его не любишь, – покачал головойОльшанский. – Я-то всегда считал тебя сдержанной, даже равнодушной, а изтебя ненависть прямо-таки через край хлещет. Эк тебя разобрало. Ты себя состороны-то слышишь?

– Нет, а что?

– Да ты же почти кричишь.

– Правда? – Настя смутилась. – Извините.Разволновалась.

– А вот это зря. Плохой начальник – не повод дляволнений, дело обычное, все так живут. Вас куда подбросить?

– До ближайшего метро, если можно.

– Можно и не до ближайшего. Тебе какая линия нужна?Домой едешь?

– Домой, – устало кивнула она и тут же спохватилась:– Ой нет, простите, к родителям! Забыла совсем, я же обещала к ним заехать. ЭтоСерпуховская ветка.

– Ясно. А тебе куда, капитан?

– Мне тоже можно на Серпуховскую.

Настя и Доценко вышли из машины у станции «Нагорная». Вметро она купила огромный нарядный букет роз, чтобы поздравить мать и отчима сгодовщиной свадьбы. Народу в вагоне было совсем мало, поезд шел из «спальных»районов города, и после окончания рабочего дня люди ехали в основном впротивоположном направлении.

– Анастасия Павловна, вы будете меня осуждать, если яуйду к Ольшанскому? – спросил Доценко.

Вот он, тот вопрос, которого она так боялась. Что ответить?Отговаривать его от этого шага, а потом уйти самой? Или поддержать? Какправильно?

– Миша, вы не должны оглядываться на мое мнение. Поступайтетак, как считаете правильным. Только не принимайте поспешных решений, это самоеглавное.

Лицемерка! «Не принимайте поспешных решений». А сама онаразве не так поступила? Можно подумать, она месяцами мучилась, терзалась,взвешивала все «за» и «против». Тоже приняла решение внезапно, под влияниемминуты, эмоционального всплеска. И теперь это решение крепнет в ней с каждымчасом. Только одновременно с ним усиливается и чувство стыда. Стыда за своютрусость, слабость. Стыда перед полковником Гордеевым.

На станции «Боровицкая» Михаил попрощался и вышел, ему нужнобыло на пересадку, а Настя поехала дальше, погруженная в свои невеселые думы.Может быть, после разговора с отчимом ей станет полегче? Хотя бы смута в душерассеется.

* * *

В доме у родителей оказалось полно гостей, и для Насти этобыло неприятной неожиданностью. Меньше всего ей хотелось сейчас быть на людях,улыбаться, общаться с посторонними. Если бы мама еще вчера предупредила ее,Настя нашла бы миллион причин, одна уважительнее другой, по которым она именносегодня ну никак не может приехать. Но мама коварно промолчала и говорилатолько о необходимости правильно питаться.

Настя мужественно «отбывала повинность», то и делопоглядывая на часы. Удобно ли уже исчезнуть или нужно еще потусоваться сгостями, чтобы не обидеть маму и Леонида Петровича? Ее всегда поражаласпособность родителей обрастать знакомствами и устанавливать дружескиеотношения с людьми, никак не связанными с их профессиональным кругом. Если быНасте пришлось звать гостей, они сплошь были бы или ее коллегами с Петровки,или Лешкиными, из его института. А сейчас вокруг нее были гости самых разныхпрофессий, с которыми мама и отчим знакомились на приемах, банкетах, во времяотпусков, были даже две мамины школьные подруги.

Она пробралась к отчиму и потянула его за рукав.

– Пап, пойдем на кухню, мне с тобой посоветоватьсянадо.

Леонид Петрович тут же извинился перед толстым смешнымдядькой, с которым что-то оживленно обсуждал, и поднялся из-за стола. Но кухняоказалась занята, там сидели две дамы и, весело чирикая, украшали котлеты накосточках затейливыми бантиками из тонких полосок цветной бумаги. Настярастерянно взглянула на отчима, но он тут же сделал головой движение,указывающее на входную дверь. Стараясь не щелкать замком, они тихоньковыбрались на лестничную площадку.

– Ну, ребенок Настя, говори, что тебя гложет.

– Я не могу работать с Мельником, – выпалила она.

– Не можешь или не хочешь?

– Не хочу, потому что не могу. Папа, я подумываю о том,чтобы уйти из отдела. Что ты мне скажешь?