Пытаясь отвлечься от нарастающей тоски, он снова началвглядываться в окружающих. Он и людей ожидал увидеть здесь каких-то других, снаполненными особым, только им доступным смыслом лицами, ведь жизнь на такойстанции не могла не наложить печать на их судьбу. На первый взгляд вокругсуетились, кричали, работали, ссорились, может, умирали, обычные, такие же каквсе остальные, которых он видел, люди. Но чем пристальней он их рассматривал,тем больше пробирал его озноб: как-то необычно много здесь было среди молодыхкалек и уродов: кто без пальцев, кто покрытый мерзкой коростой, у кого грубаякультя на месте отпиленной третьей руки. Взрослые были зачастую лысыми,болезненными, и здоровых крепких людей здесь почти не встречалось. Их чахлый,выродившийся вид так контрастировал с мрачным величием станции, на которой онижили, что несоответствие это чуть не физически было больно для глаз.

Посреди широкой платформы двумя прямоугольными проемами,уходящими вглубину, открывался переход на Кольцо, к Ганзе. Но здесь не было ипограничников Ганзы, ни пропускного пункта, как на Проспекте Мира, а ведьговорил же кто-то Артему, что Ганза держит в своем железном кулаке и всесмежные станции. Нет, тут явно творилось что-то странное, слишком многовопросов оставалось здесь без ответа.

Он так и не дошел до противоположного края зала, купив себесначала за пять патронов миску рубленых жареных грибов и стакан гниловатой,отдающей горечью воды, и с отвращением проглотил эту дрянь, сидя наперевернутом пластмассовом ящике, в каких раньше хранилась стеклотара. Потомдошел до поезда, надеясь, что тут ему удасться остановиться передохнуть, потомучто силы уже были на исходе, а тело все так же болело после допроса. Но составбыл совсем другим, чем тот, на Китай-Городе, вагоны — ободранные и совсемпустые, кое-где обожженные и оплавленные, мягкие кожаные диваны вырваны икуда-то унесены, повсюду виднелись нестираемые пятна въевшейся крови, по полурассыпаны пустые гильзы. Это место явно не было подходящим пристанищем, абольше напоминало крепость, выдержавшую не одну осаду.

Пока он боязливо осматривал поезд, прошло вроде совсемнемного времени, но, вернувшись на платформу, станцию он не узнал. Прилавкиопустели, гомон стих, и кроме нескольких неприкаянных бродяг, сбившихся в кучкунедалеко от перехода, на платформе больше не было видно ни одной души. Сталозаметно темнее, потухли факелы с той стороны, где Артем вышел на станцию,горело только несколько в центре зала, да еще вдалеке, в противоположном егоконце полыхал неяркий костер. На часах было восемь часов вечера с небольшим.Что произошло? Артем поспешно, наколько позволяла боль в членах, зашагалвперед. Переход был заперт с обеих сторон, не просто обычными плетенымиметаллическими дверцами, а надежными воротами, обитыми железом. На второйлестнице стояли точно такие же, но одна их часть была приоткрыта, и за ней шлиеще добротные решетки, сваренные, как в казематах на Тверской, из толстойарматуры. За ними был виден столик, освещенный слабой лампадкой, за которымсидел охранник в застиранной серо-синей форме. — После восьми вход запрещен, —отрезал он в ответ на просьбу пустить внутрь. — Ворота открываются в шестьутра, — и отвернулся, давая понять, что разговор окончен.

Артем опешил. Почему после восьми вечера жизнь на станциипрекращалась? И что ему было теперь делать? Бомжи, копошившиеся в своихкартонных коробках, выглядели совсем отталкивающе, к ним не хотелось дажеподходить, и он решил попытать счастья у костерка, мерцающего в противоположномконце зала.

Уже издалека стало ясно, что это не сборище бродяг, апограничная застава, или что-то похожее: на фоне огня виднелись крепкие мужскиефигуры, угадывались резкие контуры автоматных стволов; но вот что там можнобыло стеречь, сидя на самой платформе? Посты надо выставлять в туннелях, наподходах к станции, чем дальше, тем лучше, а так… Если и выползет оттуда какаятварь, или нападут бандиты — они даже и сделать ничего не успеют, вот как наКитай-Городе случилось. Но подойдя ближе, он приметил и еще кое-что: сзади, закостром, вспыхивал время от времени яркий белый луч, направленный вроде бывверх, какой-то необычно короткий, словно отрезанный в самом начале, бьющий нев потолок, а исчезающий вопреки всем законам физики через несколько метров.Прожектор включался не часто, через определенные промежутки времени, инаверное, поэтому Артем не заметил его раньше. Что же это могло быть?

Он подошел к костру, вежливо поздоровался, объяснив, что самздесь проездом, и по незнанию пропустил закрытие ворот, и спросил, нельзя лиему передохнуть здесь, с остальными. — Передохнуть? — насмешливо переспросилего ближайший к нему, взлохмаченный темноволосый мужчина с крупным, мясистымносом, невысокий, но казавшийся очень сильным. — Тут, юноша, отдыхать непридется. Если до утра дотянете — и то хорошо.

На Артемов вопрос, что такого опасного в сидении у кострапосреди платформы, тот ничего не сказал, а только полукивком указал себе заспину, где зажигался прожектор. Остальные были заняты своим разговором, и необратили на него никакого внимания. Тогда он решил выяснить наконец, что жездесь происходит, и побрел к прожектору. То, что он увидел здесь, поразило егои одновременно многое объяснило.

В самом конце зала стояла небольшая будка, вроде тех, чтобывают иногда у эскалаторов на переходах на другие линии. Вокруг были наваленымешки, кое-где стояли массивные железные листы, зачехленные, стояли грозноговида орудия, а в самой будке сидел человек и был установлен тот самыйпрожектор, светивший вверх. Вверх! Никакой заслонки, никакого барьера здесь и впомине не было, сразу за будкой начинались бессчетные ступени эскалаторов,карабкавшиеся на самую поверхность. И луч прожектора бил именно туда,беспокойно шныряя от стенки к стенке, будто пытаясь высмотреть кого-то вкромешной тьме, но выхватывая из нее только поросшие чем-то бурым остовы ламп,отсыревший потолок, с которого огромными кусками отваливалась штукатурка, адальше… Дальше ничего было не видно.

Все сразу встало на свои места.

По какой-то причине здесь не было обычного металлическогозаслона, отрезавшего станцию от поверхности, ни здесь, ни наверху. Станциясообщалась со внешним миром напрямую, и ее жители находились под постояннойугрозой вторжения. Они дышали здесь зараженным воздухом, пили, наверное,зараженную воду, вот почему она была такой странной на вкус… Поэтому здесь былонамного больше мутаций среди молодых, чем, например, на ВДНХ. Поэтому взрослыебыли такие зачахшие: оголяя и начищая до блеска их черепа, истощая и заставляяразлагаться заживо тела, их постепенно съедала лучевая болезнь. Но и это еще,видимо, было не все, иначе как объяснить то, что вся станция вымирала послевосьми часов вечера, а темноволосый дежурный у костра сказал, что и до утраздесь дожить — большое дело?

Поколебавшись, Артем приблизился к человеку, сидящему вбудке. — Вечер добрый, — отозвался тот на его приветствие.