Он сглотнул, и мне показалось, что его адамово яблоко уже невмещается в истончившееся горло.

– Зачем ты это делаешь, моя королева?

– Что делаю? – спросила она.

– Ты хочешь оповестить весь двор? Тебе нужно это?

– Мне нужно дитя, которое ценит свой народ и егоблагополучие больше, чем свое собственное.

Тишина в зале была оглушающей. Словно все разом затаилидыхание. Словно даже кровь в венах на миг прекратила бег.

Андаис признала, что Кел не ценит никого и ничего, кромесобственной персоны, – то, что я знала годами. Она воспитала его вубеждении, что вся волшебная страна, и сидхе, и малые фейри принадлежат ему. Онбыл зеницей ее ока, кровинкой ее сердца, величайшей драгоценностью – дольше,чем существует эта страна, – и вот теперь ей нужен ребенок, который дорожилбы другими больше, чем собой. Что натворил Кел, что его мать вдруг лишиласьиллюзий?

Голос Дормата прозвучал в этой тишине:

– Моя королева, я не знаю, как дать тебе желаемое.

– Я могу это дать. – Из голоса Маэлгвина исчезлапривычная легкая смешинка. Он говорил серьезно и в то же время мягко, я никогдане слышала у него такого тона.

Андаис посмотрела на него, и даже в профиль было видно, чтовзгляд у нее недобрый.

– В самом деле, мой волчий лорд? – В ее голосеслышалось предостережение: так духота в воздухе предупреждает о скорой буре.

– Да, – негромко сказал он, но это слово звономотдалось по залу.

Она откинулась на спинку трона, руки застыли наподлокотниках.

– Так просвети меня, волк.

– Двое детей твоей крови вошли в возраст, моя королева.Одно дитя пробудило собственное твое кольцо и готово пожертвовать едва ли невсем, чтобы радоваться магии кольца. Дитя, которое говорит, что принести детейвсем сидхе для него важнее, чем получить трон, или защитить свою жизнь, илизачать собственного ребенка. За любую из этих трех возможностей большинствосидящих здесь придворных отдали бы все, чем владеют. Разве это не то дитя, чтоставит благополучие своего народа превыше собственного?

Я сидела очень тихо. Я не хотела привлекать к себе еевнимание. Может, слова Маэлгвина и были правдой, но королева далеко не всегдавознаграждала за правду. Иногда ложь бывала гораздо полезней. Любимая ложьАндаис гласила, что Кел будет хорошим монархом. Но она сама приоткрыла щелкудля правды. И лорды ее произнесли наконец. Что вряд ли кто-нибудь из нихсогласился бы на Кела, будь у них другой выбор, кроме смертной полукровки.Только моему отцу в свое время хватило смелости сказать Андаис, что с Келом невсе ладно. Что это неладное далеко выходит за рамки простой избалованности ииспорченности.

Андаис словно подслушала мою последнюю мысль.

– Когда невеста моего брата так быстро забеременела,нашлись те, кто побуждал меня отречься от трона. Я отказалась. – Онаповернулась ко мне: – Хочешь знать, почему я позвала тебя домой, Мередит?

Вопрос был таким неожиданным, что я с секунду молча на неепялилась, но наконец выдавила:

– Да.

– Я бесплодна, Мередит. Все эти человеческие докторасделали для меня все, что могли. Вот почему мне нужно подтверждение твоейплодовитости. Кто бы ни правил здесь после меня, он должен быть способенвернуть жизнь двору. Маэлгвин обвинил меня в том, что я обрекаю всех набесплодие из-за бесплодия моей кровной линии. Могу лишь дать слово, что допоследнего времени я этому не верила. Если б можно было вернутьсяназад... – Она вздохнула и сгорбилась, насколько ей это позволялкорсет. – Не знаю, чем мы были бы сейчас, я имею в виду, мы – неблагие,если б я уступила трон Эссусу тридцать лет назад или даже раньше.

В ее глазах была боль, которой она раньше никогда мне непоказывала. Этот взгляд ответил на вопрос, который мне давно хотелосьразрешить. Я знала, что мой отец любил сестру, но до этой минуты я не былауверена, что и она любила его. А сейчас я это видела в глазах, в чертах лица,даже под макияжем. Она выглядела усталой.

– Тетя Андаис... – начала я, но она меня прервала.

– Я слышала шепот по темным углам, племянница моя,шепот, которому я не верила. Но если кольцо действительно живет для тебя, еслионо начало подбирать плодовитые пары, то, может, слухи были верны. Скажи мне:Мэви Рид, Конхенн из Благого Двора, понесла?

Я открыла рот и закрыла его. Кто-то здесь наверняка шпионилдля Благого Двора. Скажу "да" – и, возможно, подвергну Мэвиопасности... Но ведь Таранис уже пытался ее убить. Сейчас она была уже заграницей, большей безопасности мы не могли ей обеспечить. Не ответить былоопасней, потому что мы никому не сообщили, что Мэви Рид была изгнана изволшебной страны потому, что отказала королю, а отказала она потому, что онбесплоден. А это значит, что Таранис в отличие от Андаис уже сотню лет знал освоем бесплодии. Он оставался на троне и предпочитал обречь свой народ нападение и гибель, только бы остаться на троне. За такое благие были вправепотребовать от него пожертвовать жизнью, чтобы оживить землю.

Я думала слишком долго, и Андаис спросила:

Холод сжал мне плечо, Гален рядом вытянулся в струнку. Япосмотрела на Дойла, он едва заметно кивнул. Правда была меньшим злом. Япрошептала:

– Да, она беременна.

Андаис переводила взгляд с меня на Дойла, словно хотелаузнать, почему я так долго раздумывала, но она была слишком опытным политиком,чтобы спросить вслух. Вопросы, на которые не знаешь ответа заранее, публично незадают.

– Скажи так, чтобы все это услышали, племянница.

Мне пришлось откашляться, чтобы мой голос услышали во всемзале.

– Да, она беременна.

Волна шепота пробежала по рядам придворных.

Андаис улыбнулась, довольная их реакцией.

– Ты сотворила для нее чары, ритуал плодородия?

– Да, – подтвердила я.

Бормотание усилилось, накатывая на нас будто прилив.

– Я слышала, что ее муж был на пороге смерти, этоправда?

– Да, – кивнула я.

– Лекарства от рака могут сделать мужчину бесплоднымили импотентом.

– Иногда, – согласилась я.

– Но ты смогла создать чары, позволившие умирающемумужчине последнюю близость с ней?

– Да.

– Кто исполнял роль консорта для твоей богини? Кто былбогом для твоей богини во время этого ритуала?

– Гален, – сказала я и прижала его руку к своейгруди.

Океанской волной взметнулась над нами неразбериха возгласов.Крики, чуть ли не вопли. Кто-то не верил. Как минимум один неопознанный мноюмужской голос заявил: "Вот вам и объяснение!" Я решила потом спроситьу Дойла или Холода, не узнали ли они, кто это сказал.