Скарлетт словно бы возвратилась в те времена, когда она ещене была замужем за Чарльзом. Словно бы и не было вовсе этого брака, и она неполучала страшной вести о смерти мужа, и не произвела на свет Уэйда. Война,замужество, рождение ребенка не оставили глубокого следа в ее душе — она былавсе та же, что прежде. Скарлетт родила сына, но он был окружен такой заботой вкрасном кирпичном доме тетушки Питтипэт, что она легко забывала о егосуществовании. Всем своим нутром она чувствовала себя прежней Скарлетт O’Хара —одной из первых красавиц графства. Она была прежней и в помыслах своих, и впоступках, но поле ее деятельности расширилось неимоверно. Пренебрегаянеодобрением всех друзей тетушки Питти, она теперь вела тот же образ жизни, чтои до замужества: посещала вечера, танцевала, каталась верхом с военными,флиртовала — словом, проводила время совершенно так же, как в девичестве, и непозволила себе только одного — снять траур. Она знала, что это может статьпоследней каплей, которая переполнит чашу терпения тети Питти и Мелани. Но и втрауре она была столь же очаровательна, как в девичьем наряде, приятна и мила вобхождении — пока ей не мешали жить по-своему, любезна и внимательна — пока этоне доставляло ей хлопот, и тщеславна по части своей внешности и успехов вобществе.

Еще совсем недавно она была несчастна, а теперь чувствоваласебя счастливой: у нее были поклонники, они неустанно твердили ей онесравненной прелести ее чар, и счастье ее было бы полным, будь Эшли не женатна Мелани и не угрожай ему опасность. И все же пока Эшли был далеко, она как-толегче мирилась с мыслью, что он принадлежит не ей. Казалось, пока он там, вВиргинии, отделенный от Атланты сотнями миль, она в такой же мере владеет им,как Мелани.

Так пролетали дни осени 1862 года, заполненные работой вгоспитале, скатыванием бинтов, танцами, прогулками за город — занятиями,изредка прерываемыми короткими наездами домой, в Тару. Посещения эти приносилиразочарование — слишком мало было возможности для спокойных, долгих бесед сЭллин, о которых Скарлетт мечтала в Атланте, слишком мало свободного времени,чтобы посидеть возле занятой шитьем матери, вдыхая нежный аромат лимоннойвербены, слушая, как шуршит ее шелковое платье, чувствуя на своей щеке ласковоеприкосновение ее мягкой ладони.

Эллин похудела, постоянно была теперь чем-то озабочена и сутра до позднего вечера — даже когда вся усадьба погружалась в сон — оставаласьна ногах. Требования интендантских уполномоченных Конфедерации росли из месяцав месяц, имение должно было их выполнять, и задача эта легла на плечи Эллин.Даже Джералду впервые за много лет пришлось заняться хозяйством, ибо найтиуправляющего на место Джонаса Уилкерсона оказалось невозможным, и Джералд самобъезжал верхом свои владения. Теперь у Эллин хватало времени лишь на то,чтобы, наскоро поцеловав дочь, пожелать ей спокойной ночи; Джералд целыми днямипропадал в поле, и Скарлетт скучала дома одна. Даже у сестер были теперь своизаботы. Сьюлин и Фрэнк Кеннеди нашли наконец «общий язык», и Сьюлин напевала«Когда войне придет конец» с таким лукавым видом, что это порядком бесилоСкарлетт, а Кэррин утопала в мечтах о Брейте Тарлтоне, и с ней ни о чемневозможно было поговорить.

Словом, хотя Скарлетт всегда с радостью предвкушала поездкудомой, она не испытывала огорчения, когда почта доставляла неизбежное письмо, вкотором тетушка Питти и Мелани заклинали ее возвратиться в Атланту. Эллин же вэтих случаях всегда вздыхала, опечаленная мыслью о разлуке со старшей дочерью исвоим единственным внуком.

— Я понимаю, что нельзя быть такой эгоистичной иудерживать тебя здесь, когда твоя помощь нужна в Атланте раненым, —говорила она. — Только… только обидно, моя дорогая, что я так и невыкроила времени спокойно побеседовать с тобой. Я как-то даже не успелапочувствовать, что ты все та же, моя маленькая дочурка, а теперь уже надорасставаться.

— Я всегда, всегда буду вашей маленькойдочуркой, — говорила Скарлетт и прятала лицо на груди Эллин, чувствуявнезапно вспыхнувшие угрызения совести. Она не могла признаться матери, что неуход за ранеными конфедератами, а танцы и поклонники влекут ее назад в Атланту.Теперь она уже многое утаивала от Эллин. Но самым главным секретом было то, чтоРетт Батлер стал довольно частым гостем в доме тетушки Питтипэт.

Это тянулось уже не первый месяц: всякий раз, приезжая вгород, Ретт Батлер неизменно появлялся в их доме, увозил Скарлетт кататься вколяске, сопровождал ее на танцы и благотворительные базары и поджидал у воротгоспиталя, чтобы отвезти домой. Она уже перестала бояться, что он выдасткому-нибудь ее секрет, и все же в каком-то уголке мозга гнездилась беспокойнаямысль: он ведь знает всю правду про нее и Эшли, — она предстала перед нимв самом непрезентабельном виде. И эта мысль заставляла Скарлетт прикусить язык,когда капитан Батлер начинал ее раздражать. А раздражал он ее нередко.

Ему было уже за тридцать, и она чувствовала себя с нимбеспомощной, словно ребенок: ей не удавалось командовать им, как всеми прочимисвоими поклонниками, которые обычно были примерно одного с ней возраста. А онвсегда держался так, будто ничто не могло задеть его за живое, многое же простозабавляло; когда ему удавалось разозлить ее до такой степени, что она угрюмозамыкалась в себе, это только забавляло его еще больше. Эти искусныеподтрунивания приводили ее порой в такую ярость, что она уже переставала владетьсобой — ведь наряду с обманчиво утонченной внешностью, унаследованной от Эллин,ей достался в удел и бешеный ирландский нрав ее папаши. Прежде она никогда недавала себе труда обуздывать свой гнев — разве что в присутствии Эллин. Итеперь ей стоило мучительных усилий удерживать готовое слететь с языка крепкоесловечко из страха перед иронической усмешкой Ретта. Если бы ей удалось хотьраз заставить его тоже потерять самообладание, она, быть может, не ощущала бытак остро его превосходства над собой.

После какой-нибудь очередной словесной дуэли — а Скарлеттпочти никогда не выходила из них победительницей — она заявляла Ретту Батлеру,что он невыносим, дурно воспитан, не джентльмен и она не желает больше еговидеть. Но проходило какое-то время, он возвращался в Атланту, наносил, какдоложено, визит тетушке Питти и подчеркнуто церемонно преподносил Скарлетткоробку шоколадных конфет, привезенных из Нассау. Или успевал, всех опередив,абонировать для нее кресло на музыкальном вечере, или пригласить на танец набалу, и его беззастенчивое ухаживание в конце концов начинало так ее забавлять,что она, смеясь, прощала ему прошлые прегрешения до тех пор, пока он несовершал новых.

И хотя его манера себя держать раздражала ее неимоверно, онавсе с большим нетерпением ждала его посещений. Было в нем что-то отличавшее егоот всех других мужчин; что-то необъяснимо для нее самой притягательное истранно волнующее крылось в едва уловимой грации его движений, и когда высокая,широкоплечая фигура внезапно вырастала в дверях, Скарлетт всем телом ощущалаего появление, словно ожог, а в холодной, неприкрыто-нагловатой усмешке еготемных глаз таилось нечто заставлявшее ее подчиняться ему против воли.