«Право, можно подумать, что я в него влюблена, — сиспугом думала Скарлетт. — Но я же вовсе не люблю его — непонятно, что сомной творится!» Однако тревожное, волнующее чувство не проходило. Когда РеттБатлер, принося с собой раздражающее ощущение мужского превосходства,наведывался к тетушке Питтипэт, ее упорядоченный дом с его женственной,изнеживающей атмосферой начинал казаться тесным, обветшалым и немногостаромодным. И Скарлетт была не единственным человеком в этом доме, на коговизиты капитана Батлера производили необычное воздействие, ибо тетушка Питтипэтвсякий раз при его появлении впадала в неописуемое волнение.

Тетушка Питтипэт, разумеется, прекрасно понимала, что Эллинне может одобрить знакомства капитана Батлера со своей дочерью и было бынедопустимым легкомыслием закрывать глаза на то, что человека этого непринимают ни в одном из хороших домов Чарльстона, но тем не менее, выслушиваяего комплименты или протягивая ему для поцелуя руку, она проявляла не большетвердости духа, чем муха, летящая на запах меда. К тому же он — рискуя, по егословам, жизнью — обычно привозил ей из Нассау различные маленькие сувениры:пакетики с булавками и иголками, пуговицы, катушки шелковых ниток и шпильки дляволос. Все эти мелкие предметы стали теперь почти недоступной роскошью: дамызакалывали волосы деревянными, выструганными ножом шпильками ручногоизготовления и носили пуговицы из обтянутых материей желудей, и у тетушки Питтине хватало моральной стойкости отказаться от таких даров. Самый вид пакета скаким-нибудь сюрпризом доставлял ей такую детскую радость, что не вскрыть этотпакет она была просто не в силах. А вскрыв, конечно, уже не могла не принятьподарка. А приняв, уже не находила в себе достаточного мужества, чтобы сказатьдарителю, что его репутация не позволяет ему наносить визиты трем одинокимженщинам, лишенным мужской опеки. Более того: всякий раз при появлении капитанаБатлера тетушка Питти начинала ощущать потребность в такой опеке.

— Никак не пойму, что в нем такого, — со вздохомбеспомощно говорила она. — Но мне почему-то кажется, что я.., вернее, чтоон мог бы быть очень милым, привлекательным человеком, если бы… если бы я нечувствовала, что он, в общем-то, в глубине души не уважает женщин.

Мелани была шокирована: после того как капитан Батлервыкупил ее обручальное кольцо, она считала его на редкость деликатным и тонковоспитанным джентльменом. Он всегда был исключительно предупредителен ноотношению к ней, она же держалась с ним несколько стесненно — главным образомпотому, что c детства была очень застенчива в обществе мужчин; к тому же онавтайне испытывала к нему жалость, что немало позабавило бы капитана Батлера,догадайся он об этом. Она прониклась убеждением, что он потерпел крушение наромантической почве и это его ожесточило, а любовь хорошей женщины могла бы еговозродить. В своей мирной, лишенной треволнений жизни Мелани не приходилосьлицом к лицу сталкиваться с пороком, и ей трудно было поверить, что онсуществует. Доходившие до нее сплетни о Ретте Батлере и некоей девушке изЧарльстона не могли не шокировать ее, но она не очень-то им верила, и, вместотого чтобы отвратить ее от этого человека, они приводили лишь к тому, что она,преодолевая свою застенчивость и негодуя на ужасную несправедливость света,становилась к нему еще внимательнее.

Скарлетт же в душе была согласна с тетушкой Питти. Она тожебыла уверена, что женский пол не пользуется уважением капитана Батлера — хотя,быть может, он и делал исключение для Мелани. Скарлетт всегда чувствовала себяраздетой, когда он окидывал ее оценивающим взглядов от макушки до пят. О, онасумела бы поставить его на место, произнеси он при этом хоть слово. Но онпросто смотрел, и она читала в его откровенно дерзком взгляде, что он считаетвсех женщин как бы своей собственностью и видит их назначение в том, чтобыдоставлять ему наслаждение, ежели он этого пожелает. И только когда он смотрелна Мелани, взгляд его выражал другое. Это уже не был холодно-оценивающийвзгляд, в нем не таилось насмешки, и слова его, обращенные к Мелани, всегдазвучали как-то по-особому — с оттенком глубокого уважения, даже преданности истремления услужить.

— Не могу понять, почему вы с ней всегда гораздолюбезнее, чем со мной, — досадливо сказала Скарлетт, оставшись как-то разс ним наедине, когда Мелани и тетушка Питтипэт пошли вздремнуть после обеда.

На протяжении целого часа наблюдала она, как Ретт Батлертерпеливо держал на руках моток пряжи для вязания, помогая Мелани ее сматывать,заметила, с каким вежливо-непроницаемым лицом слушал он, как Мелани, сияягордостью, пространно рассказывала про Эшли и про то, что его произвели в болеевысокий чин. Скарлетт знала, что Ретт Батлер отнюдь не разделяет еевосторженного мнения об Эшли и ему ровным счетом наплевать на то, что Эшлиполучил звание майора. Тем не менее он что-то вежливо поддакивал и делалуместные замечания по поводу проявленной Эшли храбрости.

«А стоит мне только упомянуть имя Эшли, — сраздражением думала Скарлетт, — как у него тут же полезут вверх брови и погубам проползет эта его отвратительная многозначительная ухмылка!» — Я ведькрасивее ее, — сказала Скарлетт. — Почему же вы; с ней куда любезнее,чем со мной?

— Могу ли я позволить себе возомнить, что вы ревнуете?

— О, пожалуйста, не воображайте!

— Еще одна иллюзия разбита вдребезги! Если я «кудалюбезнее» с миссис Уилкс, то лишь потому, что она этого заслуживает. Я маловстречал в своей жизни таких искренних, добрых и бес-; корыстных людей. Новероятно, вы не в состоянии оценить ее по достоинству. К тому же, несмотря намолодость, она поистине благородная леди в самом лучшем смысле этого слова.

— Вы что, хотите сказать, что я не благородная леди?

— Если память мне не изменяет, мы еще в самом началенашего знакомства установили, что вы отнюдь не «леди».

— Вы просто омерзительно грубый человек — зачем вы нееэто ворошите? Как можете вы ставит!, мне в вину эту детскую выходку? Это былотак давно, я стала взрослой с тех пор и никогда не вспомнила бы про это, еслибы не ваши постоянные намеки.

— Я не верю, что это была просто детская выходка и чтовы сильно переменились с тех пор. Вы и сейчас совершенно так же, как тогда,способны швыряться вазами, если вам что-нибудь не по нраву. Впрочем, вам теперьпочти всегда и во всем удается поступать по-своему. Так что необходимости битьантикварные предметы не возникает.

— Вы… Знаете, вы кто?.. Господи, почему я не мужчина! Ябы вызвала вас на дуэль и…

— И получили бы пулю в лоб. Я попадаю в десятицентовикс пятидесяти шагов. Лучше уж держитесь за свое проверенное оружие — улыбки,глазки, вазы и тому подобное.

— Вы просто негодяй.

— Быть может, вы рассчитываете, что ваши слова приведутменя в исступление? Очень жаль, но должен вас разочаровать. Я не могусердиться, коль скоро вы в своих поношениях не далеки от истины. Конечно, янегодяй. А почему бы нет? Мы живем в свободной стране, и каждый имеет правобыть негодяем, если ему так нравится. Это ведь только такие лицемерки с далеконе чистой совестью, как вы, моя дорогая, приходят в бешенство, если про нихчто-нибудь сказано не в бровь, а в глаз.