Ну как, как возможно найти в огромном городечеловека, чьи способности проявляются спонтанно? Вспыхнут — и погаснут. Отубийства до убийства, от одной напрасной победы над Злом до другой? Если он ивпрямь известен Темным — это тайна самого высшего звена руководства.

И никак не этих Темных, играющих в бирюльки. Яс отвращением оглянулся.

Это же несерьезно!

Охранник, которого я так легко убил. Магтретьей ступени, который с азартом пикируется с нашей наблюдательницей и несмотрит по сторонам. Эти юнцы за терминалами, кричащие в полный голос:

— Цветной бульвар проверен!

— Полежаевская под контролем!

Да, это оперативный штаб. Такой же нелепый инеквалифицированный, как и неопытные Темные, охотящиеся на меня по городу. Да,сеть наброшена, но никого не волнует количество дырок в ней. Чем больше я будувырываться из облав, чем сильнее трепыхаться, тем лучше для Тьмы. По большомусчету, конечно. Светлана не выдержит. Сорвется. Попытается помочь, почувствовавв себе рождение настоящей Силы. Никто из наших не сможет ее удержать — прямо. Ис ней покончат.

— Волгоградский проспект.

Я же их всех сейчас могу перерезать иперестрелять! Всех до единого! Это отбросы Тьмы, неудачники, лохи, либолишенные перспектив, либо имеющие слишком много недостатков. Их Темным непросто не жаль — они мешают, путаются под ногами. Дневной Дозор — не богадельня,на которую мы иногда похожи. Дневной Дозор избавляется от лишних, причем обычнонашими руками. Выигрывая себе на этом козыри, право на ответные действия, наизменение баланса.

И та сумрачная фигура, что указала мне наОстанкинскую башню, — порождение Тьмы. Перестраховка, вдруг не догадаюсь, кудаидти воевать.

А настоящие действия координируетодин-единственный Иной. Завулон.

Никакой злобы ко мне у него и в помине нет,конечно же. Зачем такие сложные и вредные эмоции в серьезной партии? Он подобныхмне пачками ел на завтрак, сдвигал с игровой доски и обменивал на своих пешек.

Когда он сочтет, что партия сыграна, что надоразыгрывать финал?

— Огонька не будет? — спросил я, отставляякружку и подцепляя валяющуюся на стойке пачку сигарет. Кто-то ее забыл, можетбыть, убежавший в беспамятстве посетитель ресторана, может быть, Темный.

У Тигренка нехорошо вспыхнули глаза, онанапряглась. Я понял, что еще миг — и волшебница пойдет в боевую трансформацию.Она, наверняка, тоже оценила силы противника и имела серьезные надежды науспех. Но этого не понадобилось.

Темный маг, старый маг третьего уровня,небрежно протянул мне зажигалку. «Ронсон» мелодично щелкнул, выпуская язычокпламени, а Темный продолжил:

— Все ваши постоянные обвинения Тьме — в двойнойигре, в коварстве, в провокациях — имеют одну цель. Замаскировать собственнуюнежизнеспособность. Непонимание мира, его законов. Непонимание людей, в концеконцов! Стоит лишь признать, что прогноз со стороны Тьмы гораздо точнее, аследование естественным позывам человеческой души приводит ее на нашу сторону,— и что станется с вашей моралью? С вашей жизненной философией? А?

Я прикурил, вежливо кивнул и пошел к лестнице.Тигренок растерянно глядела мне вслед. Ну пойми же, догадайся сама, почемуухожу. Все, что я мог тут узнать, я уже узнал. Точнее — почти все.

Склонившись над коротко стриженным очкариком,влипшим в свой ноутбук, я деловито спросил:

— Какие районы закроем последними?

— Ботанический, ВДНХ, — не поднимая глаз,ответил тот.

Курсор скользил по экрану, Темный отдавалприказания, наслаждался властью, передвигал по карте Москвы алые точечки.Оторвать его от процесса было бы труднее, чем от любимой девушки. Они ведь тожеумеют любить.

— Спасибо, — сказал я и опустил непотушеннуюсигарету в полную пепельницу. — Очень помог.

— Фигня, — не оглядываясь, отмахнулсяоператор.

Высунув язык, он подцеплял на карте очереднуюточку: рядового Темного, вышедшего на облаву. Чему ты радуешься, дурачок, те,кто правит бал, на твоей карте никогда не покажутся. Играл бы в солдатикилучше, с тем же самым упоением властью.

Я скользнул на винтовую лестницу. Та ярость, скоторой я ехал сюда, — убивать и, скорее всего, быть убитым, — исчезла.Наверное, так в какой-то момент боя солдатом овладевает ледяное спокойствие.Так у хирурга перестают дрожать руки, когда больной начинает умирать наоперационном столе. Какие варианты ты предусматривал, Завулон? Что я начнубиться в сетях облавы, и на эти трепыхания слетятся Светлые и Темные, все, иособенно — Светлана? Проехали.

Что я сдамся или буду пойман, и начнетсянеторопливый, затяжной, выматывающий процесс, который кончится безумнойвспышкой Светланы на Трибунале? Проехали.

Что я начну схватку со всем оперативным штабомиз магов-неудачников, перебью их, но окажусь в западне на высоте третикилометра, а Светлана бросится к башне. Проехали.

Что я пройду по штабу, выясню, что о Дикарездесь никто и ничто не знает, и постараюсь потянуть время? Возможно.

Кольцо сжимается, я знаю. Оно закрылось поокраинам, по МКАД, потом началось рассечение города на районы, отсеканиетранспортных магистралей. Сейчас еще не поздно побегать по ближайшим, непростреливаемым окрестностям, найти укрытие, попробовать затаиться: ведьединственный совет, что мог дать мне шеф, — держаться, тянуть время, покаНочной Дозор мечется и ищет Дикаря.

Ты ведь не случайно выдавливаешь меня в тотрайон, где произошла наша маленькая зимняя потасовка. Верно? Я не могу невспомнить о ней, значит, так или иначе буду действовать под влияниемвоспоминаний.

Обзорная была уже пуста. Совсем. Последниепосетители сбежали, и персонала не было — только рекрутированный мной человекстоял у лестницы, сжимая в руке пистолет, горящими глазами глядя вниз.

— Переодеваемся снова, — велел я. — Примиблагодарность от Света. Потом забудешь все, о чем мы говорили. Пойдешь домой.Будешь помнить только то, что день был обычный, как вчера. Никакихпроисшествий.

— Никаких происшествий! — с готовностьювыпалил охранник, выбираясь из моей одежды.

Людей так легко повернуть к Свету или Тьме, нонаиболее всего они счастливы, когда им позволяют быть самими собой.