– А ведь ты прав, прав. Идея хороша. Это можно будеторганизовать.

Власов посмотрел на меня, на улыбающегося Бронштейна, кривоусмехнулся:

– Что, у нашего бухгалтера и там школьные друзья?

Бронштейн посмотрел на меня за разрешением ответить, сказалпедантично:

– Нет, Китай – единственная страна, где мы, проклятыежидомасоны, так и не смогли укрепиться. Но там есть свои националисты, у нихжурналы, газеты, издательства. Можно прямо там издать карту, где весь ДальнийВосток будет присоединен к Китаю, опубликовать пару статей в газетах спритязаниями на территорию России. А здесь быстро перепечатаем, растиражируем,снабдим комментариями. А так как наш оборонительный потенциал не позволяетодновременно тягаться с Западом и охранять Дальний Восток от могучего Китая,вот и… резкое изменение курса РНИ, как бы вынужденное для нас, патриотов.

Власов кивнул, взглянул на меня, подняв брови.

– Вот видишь, Борис Борисович, чем ты хорош во главе РНИ:мгновенно находишь пути решения любой проблемы. Есть, конечно, и другиеварианты, но ты прав, Китай – угроза самая понятная. В реальности,конечно, не совсем так, но для народа, что всегда страшился огромнойчисленности Китая, это понятно, зримо. И в самом деле настолько пугающе,что даже самые непримиримые могут предпочесть встать под знамя Запада, чемоказаться под Китаем.

Лысенко поднялся.

– Так не хочется уходить, но я побегу готовить материалы.Исаак, а у тебя в самом деле есть такие контакты?

– Не сомневайся, – заверил Бронштейн.

Лысенко криво улыбнулся.

– Но ты слишком горячо опровергал, что в Китае есть евреи.Учти на будущее. Но сейчас чем они выше забрались, тем для нас лучше. Все-все,я побежал!

Он в самом деле почти выбежал, а за дверью слышен былбыстрый удаляющийся топот, словно галопом проскакали на тяжелом першероне.

Серый московский день незаметно, но быстро перешел в серуюночь, зажглись уличные фонари, рекламы, по-особому тепло и зазывно светятсявитрины, людей на тротуарах не меньше, но уже другие люди: не спешащие наработу, а либо оглядывающие улицы в поисках новых мест развлечений, либоуверенно направляющиеся к уже облюбованному месту.

На проезжей части машин чуть меньше, несутся стремительно,но все равно чувствуется: не спешат, просто какой русский не любит быстройезды, только не каждому эта любовь по карману.

Рядом с водителем, тоже по виду спецназовцем, сидитгромоздкий Фирсов, один из моих телохранителей, а на заднем сиденье рядом сомной – Чернов, в самом деле черный, как жук, жилистый, хоть и по-медвежьигрузный с виду.

Машина остановилась возле самого подъезда, Фирсов открылдверь, вышел, осмотрелся, Чернов тоже выбрался, довольно засопел, разгибаяспину, тоже огляделся, кивнул в мою сторону. Через тонированные стекла меня,ессно, не видит, но знает, с каким нетерпением я жду окончания этой нелепойпроцедуры, отступил чуть в сторону.

Я вылез, с силой швырнул дверцу, вымещая на нейраздражение, но она, тяжелая, как стальная дверь на входе в концерн ЮКОС, пошлаобратно неспешно, неторопливо, царственно, словно делая это по своей воле.Фирсов смотрит с усмешкой, ему все понятно, сделал шаг одновременно со мной, ив этот момент из подъезда выскочили вооруженные люди.

Чернов, Фирсов и третий, шофер, мгновенно выхватилипистолеты, Фирсов и шофер начали быстро-быстро стрелять, а Чернов торопливоотступил, тесня меня к машине.

– Бегом! – прокричал он, перекрывая мощным голосомзвуки выстрелов. – Быстрее!

Я влетел головой вперед, сзади навалилось тяжелое,мягко чавкнул дверной замок. Фирсов все еще стрелял, но его трясло, как деревопод частыми ударами топоров. Я с ужасом видел, как из спины и плечвыбрызгиваются фонтанчики крови. У подъезда на ступеньках трое, еще четверорассыпались по бокам и продолжают стрелять, но уже не по нам: во двор влетелчерный бээмвэ с такими же, как у нас, тонированными стеклами. Дверцыраспахнулись, из машины застрочили автоматы.

По мне потекло горячее, я с трудом извернулся, тяжелая тушавжимает меня в сиденье и пытается втиснуть в пространство между передними изадними сиденьями. Затем тяжесть слегка сдвинулась, я вывернулся, поднялся, избээмвэ вывалился человек с автоматом, уже истекающий кровью, еще один сползаетпо бамперу, автомат на земле, я хотел было выйти, но во двор с визгом ворвалсяжигуленок с опущенными стеклами, оттуда сразу прогремела автоматная очередь.

Из черного бээмвэ засверкали злые искорки, словно заработалаэлектросварка. Пули с визгом и жестяным скрежетом дырявили обшивку жигуленка.Тут только я заметил, что Чернов, которого я столкнул, истекает кровью, в рукепистолет. Я наконец сунул руку к своей кобуре, пальцы нащупали и стиснулирифленую рукоять. Сердце колотится с такой силой, что ничего не слышу отгрохота, руки трясутся.

Из жигуленка вылетел темный комок, понесся к бээмвэ. Дверцараспахнулась, один выскочил, стреляя на ходу. Несколько пуль остановили его,комок исчез под днищем машины, раздался мощный взрыв. Машину буквальноразодрало, верх слетел, из всех окон брызнули стекла, полыхнуло пламя.

Двери жигуленка распахнулись. Вывалился водитель с такойрыжей головой, что я сперва решил, что она залита кровью, в руке пистолет,сильно хромает, от бедра вниз до колена штанина потемнела и намокла, следом,хромая, выбрался еще один, у этого кровь на плече, пистолет держит неловко влевой руке. Я видел в их лицах отчаянную решимость, с такой народовольцышли на убийство царя, совершенно не намечая пути отхода, как это делаютсовременные западные террористы.

Раненный в плечо крикнул:

– У него бронированный!

– Я открою, – прохрипел рыжеволосый.

Он выхватил из-за пояса что-то похожее на обрезок узкойстальной ленты с зазубринками. В панике я посмотрел по сторонам, дворпуст, только из окон уже выглядывают привлеченные стрельбой зеваки, кто-то давызовет милицию, но когда она прибудет…

Внезапно нахлынула ярость. Да, по мне ведут огонь честные ипреданные России дураки, но сколько этих чистосердечных идиотов, что готовызатащить ее еще дальше в болото?

Я отжал кнопку блокиратора двери, ногой распахнул стакой силой, что рыжеволосого отшвырнуло, но удержался на ногах, тут же явыстрелил в лицо второго, а затем выпустил две пули в уже начинавшего подниматьревольвер рыжеволосого. Его отшвырнуло снова, упал навзничь и остался, невыпуская пистолет из руки.

Из машины донесся шепот:

– На…зад…

Оглянувшись, я торопливо вдвинулся в машину, захлопнулдверцу. Залитая кровью грудь Чернова часто поднималась, он силилсяприподняться, я крикнул:

– Лежи, лежи! Сейчас вызову «Скорую»!