Больше половины обитателей приюта были неотмороженными. Непотому, что на них не подействовало оружие Инея. Просто эти мальчишки идевчонки вначале не смотрели мультики про изобретателя Эдикяна и генералаИхина, потом не смотрели «Веселую семейку», а потом не смотрели «Антона идевчат». И школьные обучающие программы, произведенные на Инее, они тоже несмотрели. Неоткуда было взяться в их мозгах программе – хотя нейрошунты у нихбыли куда лучше моего старенького «Креатива».

Вот только мне казалось, что для них нет никакой разницы:заморозили их или нет.

Отличить отморозков было легко, они все-таки хвалили ИннуСноу куда чаще и с блеском в глазах, да и учиться теперь старались изо всехсил. Но и нормальные тоже хвалили Иней и его президента. И тоже просиживали науроках перед планшетками, пытаясь так или иначе сдать тесты и перейти наследующую ступень обучения. Вначале мне показалось, что они больные, дебилы,которых по ошибке не вылечили в детстве. Но потом я понял, что дело вовсе не вэтом. Некоторые просто не хотели учиться. Некоторые хотели, но совсем не тому,чему учат в школе.

Мы с Лионом поступили в приют под фальшивыми документами.Меня теперь звали Кириллом, а Лиона – Рустемом. В документах было написано, чтонаши родители – рыбаки с каких-то тропических островов и что у нас «социальнаязапущенность, идейная безграмотность и моральная дезадаптация». Последнеепочему-то звучало обиднее всего.

Наташа так и осталась Наташей. Только она значилась моейсестрой. Девочек в «Ростке» было немного, не больше десятка.

Хотя мы и считались социально опасными подростками, ноникакого строгого режима или наблюдения над нами не было. Вначале с намипоговорил психолог, еще молодой, но какой-то очень унылый и усталый мужик,который все сразу объяснил. «Вы – неудачные члены общества, – говорил он. – Увас есть все необходимые способности для полноценной и радостной жизни. Носвоим поведением вы ставите себя вне общества. Обществу от этого ни холодно нижарко. Никто не станет прилагать усилий, чтобы развить вас до уровня среднегообывателя. В конце концов, всегда нужны те, кто будет вывозить мусор, чиститьканализацию и работать испытателем новых лекарств. Но, исходя из соображенийгуманности, всем вам дается еще один шанс развиться до полноценного человека.Учитесь, и, возможно, вас переведут в лучшую школу. Возможно, даже ваширодители захотят забрать вас обратно…»

Конечно же, мы пообещали ему, что будем стараться. Онпохвалил нас, но ничуть не поверил.

И мы стали жить в «Ростке».

Здесь никто не пробовал устраивать нам «прописку», хотякое-кто из этих ребят явно любил подраться. Но дело в том, что отмороженные ужесчитали драку чем-то неправильным, нехорошим. В привилегированном колледже«Пелах» – там другое дело. Там подраться с новичками считалось нормой, как вкино. А здесь как только нормальные хулиганы пытались устроить драку, тоотморозки кидались на них всей толпой. С остекленевшими глазами и такойяростью, будто готовы драться насмерть.

Может быть, они и впрямь были на это готовы.

Зато было много всяких тихих гадостей, на которые отморозкине знали, как реагировать. Например, можно было проиграть в какой-нибудь игре истать на время чьим-то слугой. Слуги исполняли любую прихоть своих хозяев – некоторые,к примеру, любили, чтобы им перед сном чесали пятки или рассказывали интересныеистории. Почти все ребята помладше и послабее были такими слугами. Самиотморозки слуг не заводили, но другим этого делать не мешали.

К нам тоже попытались подкатиться с этим. «Давайте поиграем„на интерес“…» Но Наташа заранее рассказала нам, что происходит в приюте, и мыотказались. А настаивать никто не решился – нас было двое, и мы понимали, чтоотморозки в драке окажутся на нашей стороне.

Так что мы учились, вернее – делали вид, что учимся, ведьвсе учебные программы здесь были слишком легкие, и старались ни с кем необщаться. Сидеть тише воды, ниже травы. И ждать. Ведь в «Ростке» мы собиралисьлишь отсидеться неделю-две, а потом перебраться куда-нибудь. Наташа считала,что нам лучше всего будет отправиться в другой город.

Отсиживаться здесь можно было легко, пусть и кормили здесьне очень вкусно и скучновато было, зато никто за нами и не следил. Воспитателизадавали задания и принимали результаты тестов, охранник иногда ленивопрохаживался по территории, а чаще сидел в своей комнатке или упражнялся вспортзале. Психолог вообще из своего кабинета не вылезал, смотрел какие-товиртуальные сериалы по шунту, а если к нему обращались – делался такимнесчастным, будто его заставили работать на каменоломне.

Вот только очень уж все было уныло…

На третий день к вечеру я совсем уже лез на стенку от тоски.Лион пошел в спортзал, чтобы немного позаниматься на тренажере, а я сидел вучебном классе и играл в тетрис. Я бы лучше поиграл в шахматы или еще вочто-нибудь умное, но вдруг планшетку все-таки контролировали? Вот бы я себя ивыдал, что вовсе не такой дурак, каким должен быть. А тетрис – это на реакцию ипространственное мышление, в тетрис можно хорошо играть, даже если головасовсем пустая.

Класс был здоровенным, на двадцать учеников. Стены былирасписаны граффити, на это здесь никто внимания не обращал. Под потолком горелидешевые «солнечные лампы», которые вроде бы светят совсем как земное солнце ипотому улучшают настроение. Но когда за окном ночь и темно, от этих лампстановилось только тоскливее. Особенно когда в классе почти никого нет. Толькоза соседним столиком сидел над планшеткой Герберт, толстый веснушчатый пареньна год или два старше меня.

Герберт был отмороженным и очень старался учиться как можнолучше. Но от этих стараний ему только становилось хуже – ему бы надо было ссамых простых занятий начинать, а он пытался делать то, что положено повозрасту. Я украдкой поглядывал на его планшетку и понимал, что он совсем неглупый. Просто никогда толком не учился. Его отец был траппером, ловил каких-торедких и дорогих зверей в диких районах. Лучше всего Герберту было бы с отцом иоставаться, ну зачем ему тригонометрия и физика? Но когда Герберт отморозился,то сам стал рваться в школу. Вот и пытался сейчас разобраться в работетермоядерного реактора, хотя ядерного распада от синтеза отличить не мог.

У меня засыпало весь стаканчик тетриса, и я снова посмотрелна Герберта. Тот как раз собрал новую модель реактора, подал напряжение намагнитную ловушку и ткнул в значок «старт». Реактор на экране планшеткиполыхнул, во все стороны полетели разные железяки, ученые с выпученнымиглазами, мотки проводов и нейтрино. Герберт тяжело вздохнул и грустно уставилсяв планшетку.

– Хочешь, помогу? – не удержался я.

Герберт кивнул. Отмороженные в общем-то старались помогатьдруг другу и помощь тоже принимали.

– Тебе надо с другого начать. – Я подсел к нему и сталотматывать курс ядерной физики назад. При этом украдкой переключил возрастобучаемого на восемь – десять лет, чтобы сложных формул не было, зато всякихинтересных исторических подробностей – побольше. – Вот. Давай начнем с ядернойбомбы?