— Мечта всегда здорово. А хочешь… — решилась я, — покажу тебе свою? Мечту?

— Ку-уда?! Твоя мечта — не я? — ухватил он меня за руку, — готов уже осуществить.

— Даже не сомневалась, — быстро отвела я взгляд. Еще нужно было привыкнуть к тому, что между нами все вот так — запросто. Вадим не любил фамильярностей и откровенных, пошлых разговорчиков в постели. Все у нас было красиво, ровно, гладко… и грех жаловаться — хорошо было, но сейчас вспоминать об этом точно было лишним.

Кривовато улыбающийся и явно стыдившийся своего прокола… потный и взлохмаченный Лешка, всеми силами старавшийся как-то загладить и заболтать свой «позор», сейчас был в сто раз роднее и ближе, и уж точно — нужнее. Сейчас он выглядел моложе и уже не таким самоуверенным и непробиваемым, как последние месяцы. И поэтому ему нужно было дать время, отвлечь от нечаянного конфуза — мужчины воспринимают такие вещи странно болезненно, совершенно напрасно придавая им огромное значение.

Вернулась я в постель с ноутом, удобно уселась, расположив его у себя на коленях и стала искать… Почувствовав его взгляд, спросила, не отвлекаясь: — Что, солнце мое?

— Ты… удивительная, Ксюш, — потерся он о мое плечо щекой, как теленок, — и не спорь, пожалуйста. Ты ищи-ищи, я сейчас — тоже на минутку…

— Загляни в детскую.

Быстро нырнув в трусы, он вышел из комнаты. А я немного посмотрела в потолок — бессмысленно и бездумно улыбаясь, а потом все-таки нашла на знакомом сайте дом своей мечты. И рассматривала его, когда он вернулся.

— И что там? — заглянул он в компьютер и странно взглянув на меня, помолчал…

— Что? — замерла я с неприятным чувством. И этот тоже? У меня что — дурной вкус или завышенные потребности? Так я и не о дворянской усадьбе с мраморными колоннами мечтаю. Домик шесть на восемь…

— А крыша обязательно — черная? Почему не красная… к примеру? — прозвучало наконец.

— Потому что… а ты, случайно, не Овен, Леш? — хмыкнула я, — мы до сих пор не знаем друг о друге много важного. Когда твой День рождения?

— Овен. А как это связано? — удивился он.

— Мой папа был Овен, еще и родился в год Петуха. Может это и глупости все, но он точно любил все яркое и пестрое. Мама смеялась над ним, но соглашалась… раз ему нравилось. Я помню тенниски в яркую клетку, шерстяную рубашку… такую же. Когда она истрепалась, мама сделала из нее ту подушечку — в зале.

— И что? Красиво — красная клетка на изумрудном. А тебе что — нравится… — заглянул он в описание, — мокрый асфальт?

— Да. Мне кажется — спокойный и «благородный» цвет. Красиво сочетается…

— Понятно. Ну, наверное… Мне тоже нравятся деревянные дома, только чуточку другие — попросторнее. Показать тебе «мой»?

И мы вдвоем рассматривали другой дом — тоже из дерева. Обсуждали его, пока я не почувствовала его руки на себе — как они потянулись, поползли, притиснули… Ноут был отложен.

Проснувшись утром, я нашла на пальце кольцо — неширокое, с несколькими утопленными внутрь прозрачными камушками. Полюбовалась им, отставив руку в сторону. Это за ним он тогда ходил? Не вычурное, красивое… и подошло.

— Я не тот размер привез. Пришлось пересылать, менять. Марина спрашивала у тебя, помнишь? — раздался Лешин голос от двери. Я радостно кивнула и быстро поцеловала кольцо, глядя на этих двоих. Алексей торжественно поднес мне Левушку, который недовольно кряхтел и причмокивал.

— Задница чистая, памперс новый…

— Зря, — укорила я, — во время кормления он обязательно писает.

— Не будем на этом экономить, — светло улыбался он, — покорми его. При мне теперь, пожалуйста, — стал его голос чуть глуше и мягче… бархатнее. И я неловко отвернулась, демонстративно занявшись сыном, потому что вспомнила, как этот взрослый мужчина пробовал ночью мое молоко и даже пил его, глотая. Точно в этом было что-то ненормальное — какое-то странно будоражащее извращение. Я не смогла бы протолкнуть в себя и капли.

— Я не выспалась, — проворчала, быстро взглянув на Алешу и на явную его готовность продолжить ночные забавы. А скоро должна проснуться Яна.

Уснула она вчера поздно, уже после двенадцати, после боя курантов. Встретила Новый год с нами, а почти час до этого они проговорили с отцом. И вот сейчас я совсем не переживала, что она уже рассказала ему об Алексее, что ноут в детской был повернут так, что в нем по очереди или вместе мелькали и мы с ним, занимаясь Левушкой. Я никогда не контролировала их разговоры — цензуры не было. И Вадим должен был понимать, видеть по Яне, что ее никто не обижает, что ей хорошо здесь — со всеми нами… без исключения.

— Давай добирать сон за день — по очереди. На ночь у меня опять планы, — перевел он взгляд с моей груди на лицо, заметно сглотнул и широко улыбнулся:

— Медовый месяц, Ксюша — терпи. Что делать?

Счастье любит тишину? Я уже согласна была на такую тишину — без романтики, о которой говорила мама и особо значимых событий, приключений и потрясений — любых, хороших или плохих. Пока достаточно было этого — ни к чему не обязывающего, нового для меня: тихого уюта, спокойствия, привычной устроенности, почти общих уже привычек и разговоров, в которых мы продолжали узнавать друг друга.

Вадим совсем ушел за эти месяцы… вспоминался только тогда, когда звонил Яне. А после этой ночи вообще стал кем-то далеким и уже неважным. Особенно после этой ночи, когда все было для меня и так, как я хотела. Со случайной женщиной Алеша не переживал бы так свой конфуз, да и не случилось бы его — от длительного воздержания. И не срывался бы потом так — шепча сдавленным, хриплым голосом откровенные глупости и оставляя на моих плечах синяки от поцелуев, и пятна от пальцев на бедрах. И получая равнозначную ответку. Мы любили и бесились… шалили и радовали друг друга — безо всяких оглядок на приличия. Ленивой нежности в этот раз не было — только напор и дикое желание.

А Вадим ушел. Теперь я была важна другому человеку и нужна ему. Чувствовала и знала это. Его интересовали мои мысли, мои желания и вкусы. Он интересовался моим мнением и не просто… он обдумывал его — всерьез и очень уважительно, всегда принимая во внимание. Если не согласен был — объяснял почему, старался переубедить, беспокоился. Видно было, что ему важно чтобы мы — на одной стороне, одним фронтом, согласные и сплоченные.

Любовью это было с его и моей стороны или чем-то другим? Более подходящим для меня, продуманным миллион раз ночами и днями — целыми месяцами, устоявшимся, открытым, откровенным? Сейчас это казалось не так и важно — определение. Как ни назови… уже случилось.

Дорогу к монастырю Вадим забил в навигатор и все триста с лишним километров его вел приятный женский голос. Он сосредоточенно внимал всем этим «через километр поверните направо, потом налево…» и тому подобное, внимательно отслеживая припорошенную снегом дорогу.

Эта зима в Подмосковье выдалась малоснежной. Белая пелена в очередной раз только-только укрыла землю. И не было никаких гарантий, что не растает опять без следа, обнажая неприветливую действительность.