— Вы льстите себе, капитан Батлер. Я вовсе не делаланичего такого скандального, а если и делала, то без вашей помощи.

— Сомневаюсь, — сказал он. Лицо его внезапно сталосурово и мрачно. — Вы и по сей день были бы убитой горем вдовой ЧарльзаГамильтона, и все превозносили бы вашу самоотверженную заботу о раненых. Авпрочем, в конце-то концов…

Но Скарлетт его уже не слушала: она стояла перед зеркалом иснова с упоением рассматривала себя, решив, что сегодня же после обеда наденетшляпку, когда понесет в госпиталь цветы для выздоравливающих офицеров. До еесознания не дошла скрытая в его словах правда. Она не отдавала себе отчета втом, что Ретт Батлер вырвал ее из оков вдовства, что благодаря ему она обрелату свободу, которая позволяла ей снова царить среди незамужних девиц в товремя, как для нее все эти утехи давно должны были остаться позади. Не замечалаона и того, как под его влиянием уходила все дальше и дальше от всего, чемунаставляла ее Эллин. Перемены ведь совершались исподволь. Пренебрегая то одноймаленькой условностью, то другой, она не улавливала между этими поступкамисвязи, и тем более ей совсем было невдомек, что они имеют какое-то отношение кРетту Батлеру. Она даже не сознавала, что, подстрекаемая им, идет наперекорстрожайшим запретам Эллин, нарушает приличия и забывает суровые правилаповедения настоящей леди.

Она понимала только, что эта шляпка ей к лицу, как ни однадругая на свете, — что она не стоила ей ни цента и что Ретт Батлер, должнобыть, все же влюблен в нее, хотя и не хочет в этом признаться. И тут же приняларешение найти способ вырвать у него это признание.

На следующий день Скарлетт, стоя перед зеркалом с расческойв руке и шпильками в зубах, пыталась соорудить себе новую прическу, которая, пословам Мейбелл, только что вернувшейся из поездки к мужу в Ричмонд, была встолице последним криком моды. Прическа называлась «Крысы, мыши и кошки» ипредставляла немало трудностей для освоения. Волосы разделялись прямым пробороми укладывались тремя рядами локонов разной величины по обе стороны от пробора.Самые крупные, ближе к пробору — были «кошки». Укрепить «кошек» и «крыс»оказалось делом нетрудным, но «мыши» никак не хотели держаться, и шпилькивыскакивали, приводя Скарлетт в отчаяние. Тем не менее она твердо решиладобиться своего, так как ждала к ужину Ретта Батлера, и от его внимания никогдане ускользало, если ей удавалось как-то обновить свой наряд или прическу.

Сражаясь с пушистыми, непокорными локонами и покрываясь отусилий испариной, она услышала легкие быстрые шаги внизу в холле и поняла, чтоМелани вернулась из госпиталя. Но Мелани летела по лестнице, прыгая черезступеньки, и рука Скарлетт с зажатой в пальцах шпилькой замерла в воздухе.Что-то случилось — Мелани всегда двигалась степенно, как и подобает соломеннойвдове. Скарлетт поспешила к двери, распахнула ее, и Мелани, перепуганная, спылающими щеками, вбежала в комнату, глядя на Скарлетт молящими глазаминашкодившего ребенка.

По лицу ее струились слезы, капор болтался на лентах заспиной, кринолин еще продолжал колыхаться. Она что-то сжимала в руке, и покомнате распространялся сладковатый удушливый запах дешевых духов. — ОСкарлетт! — воскликнула Мелани, захлопывая за собой дверь и падая накровать. — Тетя Питти дома? Ее нет? О, слава богу, Скарлетт, я в такомужасе, я этого не переживу! Мне казалось, я сейчас упаду в обморок, о Скарлетт,дядюшка Питер грозится все рассказать тете Питти!

— Что рассказать?

— То, что я разговаривала с этой.., мисс.., миссис… —Мелани принялась обмахивать лицо платочком. — С этой женщиной с рыжимиволосами, с Красоткой Уотлинг!

— Бог с тобой, Мелли! — Скарлетт была такшокирована, что не могла больше вымолвить ни слова.

Красотка Уотлинг была та самая рыжеволосая женщина, котораяпривлекла внимание Скарлетт на улице в день ее приезда в Атланту, а теперьстала уже самой известной личностью в городе. Следом за солдатами в городхлынули проститутки, но Красотка Уотлинг рыжей копной своих волос и сверхмоднымикричащими туалетами затмевала их всех. Ее не часто можно было увидеть наПерсиковой улице или в других благопристойных кварталах, если же она тампоявлялась, порядочные женщины спешили перейти на другую сторону, чтобыпоскорее отдалиться от нее на приличное расстояние. А Мелани с нейразговаривала? Не мудрено, что дядюшка Питер был потрясен.

— Я умру, если тетя Питти узнает! Ты же понимаешь, онаподымет крик на весь город, и я погибла, — рыдала Мелани. — А я невиновата! Я.., я просто не могла убежать от нее. Это было бы так чудовищногрубо. Мне.., мне стало жалко ее, Скарлетт. Ты не будешь считать меня слишкомиспорченной?

Но моральная сторона вопроса меньше всего волновалаСкарлетт. Как большинство невинных, хорошо воспитанных молодых женщин, она былаполна жадного любопытства по отношению к проституткам.

— А чего она от тебя хотела? Как она изъясняется?

— Ой, говорит она ужасно безграмотно! Но она такстаралась выражаться изысканно, бедняжка! Я вышла из госпиталя, смотрю, адядюшки Питера с коляской нет, ну я и решила прогуляться пешком. А как толькопоравнялась с эмерсоновским палисадником, вижу — она стоит там и выглядываетиз-за живой изгороди! Какое счастье, что Эмерсонов нет в городе — они вМейконе! А она и говорит: «Извините, миссис Уилкс, можно мне с вамиперемолвиться словечком?» Не понимаю, откуда она может знать мое имя? Конечно,я должна была бы убежать от нее со всех ног, но, понимаешь, Скарлетт, у неебыло такое грустное лицо, и.., ну, вроде как умоляющее. И на ней было черноеплатье и черный капор, и она совсем не была накрашена, словом, выглядела вполнеприлично, если бы не эти ее рыжие волосы. И не успела я даже ничего ейответить, как она говорит: «Я знаю, что не должна бы беспокоить вас, но япыталась поговорить с этой старой индюшкой, миссис Элсинг, а она выгнала меняиз госпиталя».

— Она так и сказала — «индюшкой»? — оченьдовольная, переспросила Скарлетт и расхохоталась.

— Пожалуйста, не смейся. Это вовсе не смешно.Оказывается, эта мисс.., эта женщина хочет что-то сделать для госпиталя —можешь ты такое вообразить? Она предложила свои услуги — приходить по утрамухаживать за ранеными, и миссис Элсинг, понятно, едва не лишилась чувств иприказала ей немедленно удалиться. И тогда та сказала: «Я тоже хочу бытьполезной. Я тоже конфедератка, и, может, почище вас!» И понимаешь, Скарлетт,она просто тронула меня этим своим желанием помочь. Значит, она не такая ужиспорченная, если хочет помочь нашему Делу. Или ты считаешь, что это яиспорченная?

— Господи, Мелани, ну какое это имеет значение —испорченная ты или нет! Что она еще сказала?

— Она сказала, что смотрела на дам, которые приходят вгоспиталь, и решила.., решила, что у меня доброе лицо, и вот остановила меня. Унее с собой были какие-то деньги, и она хотела, чтобы я взяла их для нуждгоспиталя и ни одной душе не проговорилась, от кого они. Она сказала, чтомиссис Элсинг нипочем не позволит принять их, если узнает, что это за деньги.Что за деньги — понимаешь? Вот тут я чуть не лишилась чувств! И такрастерялась, так хотела скорей уйти, что сказала: «Да, да, конечно, как этомило г в??шей стороны!» или что-то еще, столь же идиотское, а она улыбнулась исказала: «Вот это по-христиански», — и сунула этот грязный платок мне вруку. Фу! Слышишь, какой аромат?