— Несколько минут назад, покуда не обнаружила, что не могувыйти со двора, я сказала бы «да».

Брат Грегори скрестил руки, пальцы и кисти его скрылись поддлинными белыми рукавами рясы.

— А сейчас, — поинтересовался он, приподнимая белобрысуюбровь, — когда обнаружили, он вам все еще нравится?

Дженни потерянно усмехнулась и беспомощно кивнула.

— Могу сказать лишь: то-то и оно, — пошутил он, опускаясьрядом в кресло. — Ну так о чем же вы хотели поговорить со мной в такой тайне?

Дженни прикусила губу, прикидывая, как бы объяснить.

— Вы не заметили ничего… м-м-м… странного в отношении всехздешних жителей? Не ко мне, а к моему мужу?

— В каком смысле странного?

И Дженни рассказала, как видела горничных, осеняющих себякрестным знамением, когда Ройс поблизости, заметила, сколь необычным ейпоказалось, что в деревне вчера никто не приветствовал возвращавшегося хозяинарадостными возгласами, и закончила историей о швеях, которых немало позабавилее рассказ о порче одежды и одеял солдат Волка.

Вместо возмущения разрушительной деятельностью Дженни братГрегори созерцал ее с долей изумленного восторга.

— Вы в самом деле… изрезали их одеяла? Она сокрушеннокивнула.

— Вы поразительно храбрая женщина, Дженнифер, и я полагаю,вам понадобилось немало отваги, чтобы после этого встретиться с вашим супругом.

— Ничего не понадобилось, — с кривой усмешкой призналасьона. — Я и не думала, что окажусь там и увижу его реакцию, потому что мы сБренной задумывали бежать прямо на следующее утро.

— Вам в любом случае не следовало уничтожать одеяла, вкоторых они нуждались, но я уверен, что вы понимаете это, — добавил он. — Чтож, а теперь можно мне попытаться ответить на ваш вопрос по поводу странногоотношения крестьян к своему новому лорду?

— Да, пожалуйста! Или я все это выдумала? Брат Грегори вдругвскочил, направился к свечам, стоящим перед искусно вырезанным крестом, иневесть зачем принялся поправлять одну; упавшую.

— Ничего вы не выдумали. Я тут всего один день, но здешниелюди больше года не имеют священника, так что охотно беседовали со мной. —Нахмурившись, он повернулся к ней. — Вам известно, что супруг ваш осаждал этосамое поместье восемь лет назад?

Дженни кивнула, и он, похоже, почувствовал облегчение.

— Ну хорошо, а вы когда-нибудь видели осаду?

— Нет. — Картина, уверяю вас, неприглядная. Здесь говорят:

«Когда два дворянина дерутся, горят хижины бедняков», — иэто правда. Страдают не только замок и его обитатели, но и вилланы, идеревенские жители. Урожай их растаскивают и осажденные, и нападающие, их детейубивают в стычках, их дома разрушают. Атакующие нередко нарочно жгут все вокругзамка, уничтожают поля и сады, даже убивают работников, чтобы они не пополнялиряды защитников.

Хоть для Дженни все это и не было полной неожиданностью, носейчас, когда она сидела в мирной маленькой церкви, стоящей на земле, которуюнекогда осаждал Ройс, картина обретала неприятную реальность и четкость.

— Ваш муж, несомненно, проделывал кое-что подобное при осадеКлеймора, и пусть у него, в чем я уверен, не было личных мотивов и действовалон в высших интересах короны, крестьянам нет дела до мотивов дворян, когдавойна превращает их в нищих, война, в которой они ничего не выигрывают, но всетеряют.

Дженни подумала о горских кланах, которые все дрались идрались, не жалуясь на лишения, и озадаченно покачала головой.

— Здесь все по-другому.

— В отличие от членов ваших кланов, особенно горских,английские крестьяне не участвуют в дележе победной добычи, — пояснил братГрегори, понимая ее затруднения и пытаясь растолковать. — По английским законамвся земля принадлежит королю. Король выделяет куски этой земли своим любимымдворянам в награду за верность или особые заслуги. Дворяне по собственномуусмотрению выбирают место, где будут располагаться их владения, и потом от себяжалуют крестьянам земельный надел, в обмен на что вассалы должны отрабатыватьдва-три дня в неделю на полях господина или служить в замке. Разумеется, времяот времени они также обязаны отдавать меру зерна или других продуктов.

— Когда приходит война или голод, лорд морально — но не всилу закона — обязан защищать интересы своих слуг и вилланов. Иногда они так иделают, но обычно лишь в том случае, если им это выгодно.

Брат Грегори умолк, в Дженни медленно проговорила:

— Вы хотите сказать, они боятся, что муж мой не станет ихзащищать? Или что они ненавидят его за осаду Клеймора и выжженные поля?

— Ни то, ни другое, — сокрушенно отвечал брат Грегори. —Крестьяне — большие философы и хорошо знают, что каждому поколению придетсяувидеть свои поля сожженными, когда лорд их ввяжется в драку с одним из себеподобных. Но что касается вашего мужа, дела обстоят совсем иначе.

— Иначе? — переспросила Дженни. — В каком смысле?

— Он посвятил войне всю свою жизнь, и они опасаются, что всевраги его один за другим устремятся на Клеймор в жажде мести. Либо он самнавлечет их на свою голову из любви к битвам, — Это смешно, — возразила она.

— Правда, но пройдет время, прежде чем они это поймут.

— А я думала, они будут гордиться, потому что ведь он… ведьдля англичан он герой.

— Они гордятся. И чувствуют облегчение, и уверены, что вотличие от своего предшественника он захочет и сможет, если понадобится,защитить их. Сила и могущество дают ему тут немалое преимущество. На самом делеони преисполнены благоговения перед ним.

— А кажется, что они преисполнены ужаса, — горько заметилаДженни, вспоминая, как служанки вели себя в его присутствии.

— Верно, и на то есть особые причины.

— Не вижу я никаких особых причин, по которым им следовалобы его бояться, — с полной убежденностью заявила она.

— Да, но взгляните-ка их глазами: новым их господином сталчеловек, прозванный Волком в честь злобного, прожорливого зверя, которыйнападает и рвет свою жертву в клочья, пожирая ее. Больше того, легенда — нефакт, а легенда — гласит, что у него нет жалости ни к кому, кто стоит у него надороге. Став их лордом, он получил также право решать, какие налоги им придетсяплатить; естественно, будет председательствовать в суде при разбирательствах,назначать наказания провинившимся — все это его право. Ну а теперь, —многозначительно посмотрел на нее брат Грегори, — пожелали бы вы, чтобы все эторешал за вас такой человек, учитывая его репутацию безжалостного и жестокого?