— Изумительно. Современная деловая женщина делает деньги икарьеру, демонстрируя всем и каждому, что считает своего мужа неспособным ни напервое, ни на второе. Боюсь, что американские американцы вконец утратилимужскую гордость.

— Вздор! — запротестовала Кэти. — Предположим, ты полюбилдевушку и хочешь на ней жениться, но на те деньги, что ты зарабатываешь настаром грузовичке, вы сможете жить только где-нибудь вроде Гарлема. Но при этомты понимаешь, что если бы она работала там, где ей нравится, вы оба имели быто, о чем мечтаете. Что ты на это скажешь?

— Я ожидал бы, что она будет счастлива тем, что смогупредложить ей я.

Кэти вздрогнула, представив себе жизнь в трущобах толькопотому, что из-за своей гордости Рамон не позволяет ей работать. Навевающимдремоту голосом он добавил:

— И мне бы не понравилось, если бы она стыдилась того, как язарабатываю на жизнь.

Кэти услышала тихий укор в его словах, но продолжалаупорствовать:

— А ты когда-нибудь мечтал делать что-нибудь другое, кромекак водить потрепанный грузовик? Рамон долго не отвечал, потом сказал:

— Я… Конечно. Я еще возделываю землю. Кэти высоко поднялаброви:

— Ты работаешь на ферме? В Миссури?

— В Пуэрто-Рико, — поправил он.

Кэти не могла решить, хорошо для нее или плохо, что он неостанется в Сент-Луисе. Он лежал, прикрыв глаза, и Кэти решилась внимательнорассмотреть его вблизи. В бронзовых чертах его лица, в твердой линии подбородкаи носа запечатлелось испанское высокомерие. А вот длинные ресницы и еще этаямочка на подбородке делают лицо мягче. Прекрасно очерченные чувственные губы —Кэти представила, как они будут целовать ее, и почувствовала приятное смущение.Вчера он сказал, что ему тридцать четыре. Сейчас он кажется куда моложе.Широкие плечи и могучая грудь прямо-таки рвут красную трикотажную рубашку. Абедра узкие, живот плоский. Хорош, ничего не скажешь. Только… похож на Дэвида.

Он не открыл глаз, но его губы дрогнули в усмешке.

— Надеюсь, вид вызывает у тебя одобрение? Кэти с неохотойперевела взгляд на холмистый парк, лежащий перед ней:

— Да, сегодня парк просто замечательный, деревья, как…

— Вы смотрели на деревья, сеньорита. Кэти не нашлась чтоответить. Но ей понравилось, как он назвал ее сеньоритой. Незнакомо, экзотичнои подчеркивает различие между ними.

«Девочка, пора признаться себе, что заигралась. Вот сейчасты хотела, чтобы он тебя поцеловал. Да, хотела, и этого, и всего остального!Хорошо, а что дальше? Завтра, тебе ехать на барбекю к родителям. Представь-кахорошенько, могла бы ты прихватить его с собой? Знакомить с их клубнымидрузьями?.. Это мой знакомый, нет, не по университету, он, знаете ли, водитгрузовик… М-да. Нет, пора завязывать, пока еще не поздно. Так будет лучше дляобеих сторон».

— Ну что, Кэти, хочешь дать деру? Под взглядом егопроницательных черных глаз Кэти стало не по себе. Она сделала вид, чтопоправляет одеяло.

— Что-то я не понимаю, о чем ты, — сказала она, старательноотводя взгляд.

— Хочешь знать, что я вижу, когда смотрю на тебя?

— Нет, — сухо ответила она. — Похоже, что ты собираешьсясказать нечто в духе героя из мыльной оперы.

Кэти попыталась рассмеяться, но в тишине, наступившей послеее слов, сделать это было невозможно.

— Я думаю, мне пора домой, — заявила она, поднимаясь с колени собирая корзинку.

Рамон безмолвно встал и сложил одеяло. По пути домой Кэтидважды прерывала натянутое молчание, надеясь загладить свою бестактность, но вответ слышала короткие «да»и «нет». Ей было стыдно за свои мысли, за своюманеру разговаривать с ним, и она была раздражена тем, что он не хочет помочьей сгладить бестактность. К тому времени когда он поставил «бьюик» на стоянкенапротив дверей ее квартиры, Кэти мечтала лишь о том, чтобы этот день скореезакончился, хотя было только три часа. И не успел Рамон обойти машину, чтобыпомочь ей выйти, как Кэти сделала это сама.

— Я открою дверь, — отрывисто сказал он. — Обычнаявежливость.

Кэти неожиданно поняла, что он с трудом сдерживает ярость.Но это почему-то не испугало ее.

— Может быть, тебе покажется странным, — объявила она,поднимаясь по ступенькам и вставляя ключ в замок, — но с моими руками все впорядке, и я способна открыть дверь сама. И я не понимаю, почему ты со мнойдолжен быть вежлив — я-то вела себя с тобой по-свински. — В дверях онаобернулась:

— Благодарю, Рамон. Я прекрасно провела время.

Кэти не поняла, почему Рамон взорвался от хохота. К ееиспугу, он проскользнул за ней в квартиру и запер дверь. Смысл его взгляда неоставлял никаких сомнений. Его спокойно произнесенные слова наполовинуприглашали, наполовину приказывали:

— Подойди, Кэти!

Кэти отрицательно покачала головой и сделала осторожный шагназад, она вся дрожала.

— Разве свободные американские женщины не подтверждаютпоцелуем, что они очень хорошо провели время? — настаивал Рамон.

— Не все, — ответила Кэти, — некоторые ограничиваются словом«спасибо».

Слабая улыбка тронула его губы, но его взгляд был прикован кее манящему рту.

— Подойди сюда, Кэти! — И, видя, что она еще раздумывает,добавил:

— Неужели тебе не интересно, как целуются испанцы и какпуэрториканцы занимаются любовью?

Кэти судорожно сглотнула.

— Нет, — прошептала она.

— Подойди же, Кэти, и я покажу тебе.

Как во сне, Кэти подошла к нему, загипнотизированная егобархатным голосом и этими черными глазами, полная страха и восхищения. Онаникак не ожидала, оказавшись в объятиях Рамона, что будет покорена и увлечена вгустую сладкую темноту, где были лишь жгучее наслаждение, возникающее, когдаего губы осыпали непрерывными поцелуями ее губы, и жаркие волны,прокатывающиеся по следам его ласкающих рук.

— Кэти, — хрипло прошептал он, неохотно оторвавшись от еерта и целуя глаза, виски и щеки. — Кэти, — повторил он страстным шепотом ивновь овладел ее губами.

Казалось, прошла вечность, прежде чем он наконец поднялголову. Ослабевшая и дрожащая Кэти коснулась щекой его могучей груди иуслышала, как бешено билось его сердце. Она была совершенно опустошенапроисшедшим. Ее столько раз целовали мужчины, умеющие целовать, — можносказать, профессионалы в этом деле. В их объятиях она чувствовала вполнепонятное удовольствие. Но этот безрассудный взрыв восторга был для нес внове.Губы Рамона нежно коснулись ее великолепных волос.