— В глаза ему смотри, Андреич! Эти глаза не могут врать!

Петр Андреич скептически посмотрел на щенка. Глаза его былихоть и напуганными, но несомненно честными. И Петр Андреич оттаял.

— Ладно… Натуралист юный… Подожди, я ему что-нибудь пожеватьпоищу, — пробурчал он и запустил руку в свой рюкзак.

— Ищи-ищи. Может, из него еще что-нибудь полезное вырастет.Немецкая овчарка, например, — объявил Андрей и придвинул куртку со щенком поближек огню.

— А откуда здесь щенку взяться? У нас с той стороны людейнету… Черные только… Черные разве собак держат? — подозрительно глядя назадремавшего в тепле щенка, спросил один из Андреевых людей, заморенный худоймужчина со всклокоченными черными волосами, до тех пор молчаливо слушавшийдругих.

— Ты, Кирилл, прав, конечно, — серьезно ответил Андрей. —Черные животных вообще не держат, насколько я знаю.

— А как же они живут? Едят они там что? — глухо спросилвторой пришедший с ними, с легким электрическим потрескиванием скребя ногтямисвою небритую челюсть.

Это был высокий, плечистый и плотный дядя с выбритой нагологоловой и густыми бровями, одетый в длинный и хорошо пошитый кожаный плащ,большая редкость в эти дни, и имел внешность видавшего виды человека.

— Едят что? Говорят, дрянь всякую едят. Падаль едят. Крыседят. Людей едят. Непривередливые они, знаешь… — кривя лицом от отвращения,ответил Андрей.

— Каннибалы? — спросил бритый без тени удивления в голосе, ичувствовалось, что ему и с людоедством приходилось раньше сталкиваться.

— Каннибалы… Нелюди они. Нежить. Черт их знает, что онивообще такое. Хорошо, у них оружия нет, и мы отбиваемся. Пока что. Петр!Помнишь, полгода назад удалось нашим одного живым в плен взять?

— Помню… Две недели просидел у нас в карцере, воды нашей непил, к еде не притрагивался, да так и сдох, — отозвался Петр Андреич. — Недопрашивали? — спросил бритый.

— Он ни слова по-нашему не понимал. С ним русским языкомговорят, а он молчит. И вообще все это время молчал. Как в рот воды набрал. Егои били — он молчал. И жрать давали — он молчал. Рычал только иногда. И выл ещеперед смертью так, что вся станция проснулась.

— Так собака-то откуда здесь взялась? — напомнилвсклокоченный Кирилл. — А шут ее знает, откуда она здесь… Может, от нихсбежала. Может, они и ее сожрать хотели. Здесь ведь всего-то пару километров.Могла же собака пробежать пару километров. А может, это чья-нибудь. Шел кто-тос севера, шел, и на черных напоролся. А собачонка успела вовремя сделать ноги.Да неважно, откуда она тут. Ты сам на нее посмотри — похожа она на чудовище? Намутанта? Так, цуцик и цуцик, ничего особенного. И к людям тянется. Головойподумай — приучена, значит. С чего ей тут у костра третий час околачиваться?

Кирилл замолчал, обдумывая аргументы. Петр Андреич долилчайник из канистры и спросил:

— Чай еще будет кто-нибудь? Давайте по последней, намсменяться уже скоро.

— Чай — это дело. Давай, — сказал Андрей, и послышались ещеголоса в одобрение предложения.

… Чайник закипел. Петр Андреич налил желающим еще по одной,и попросил: — Вы это… Не надо о черных. В прошлый раз вот так сидели, говорилио них — и они приползли. И ребята мне рассказывали — у них так же выходило.Это, конечно, может, и совпадения, я не суеверный, но вдруг — нет? Вдруг оничувствуют? Уже почти смена наша кончилась, зачем нам эта дрянь под самый конец?

— Да уж… Не стоит, наверное… — поддержал его Артем.

— Да ладно, парень, не дрейфь! Прорвемся! — попыталсяподбодрить Артема Андрей, но вышло не очень убедительно.

От одной мысли о черных по телу шла неприятная дрожь даже уАндрея, хотя он это и не выдавал. Людей он не боялся никаких, ни бандитов, неанархистов-головорезов, ни бойцов Красной Армии… А вот нежить всякая отвращалаего, и не то что бы он ее боялся, но думать о ней спокойно, как думал он олюбой опасности, связанной с людьми, не мог.

И все умолкли. Тишина обволокла людей, сгрудившихся укостра. Тяжелая, давящая тишина, и только чуть слышно было, как потрескиваютдоски в костре. Да издалека, с севера, из туннеля долетали иногда глухиеутробные урчания — как будто Московский Метрополитен и впрямь был неметрополитен, а гигантский кишечник неизвестного чудовища… И от этих звуковстановилось совсем жутко.